Дорога через Сокольники - [14]
Никадимов выбегает.
Если пронюхали попы, стало быть, в городе знают. Скандал ширится! А событие — еще фантастичнее, чем два часа тому назад!.. Попадет в буржуазную печать. Желтая пресса поднимет вой. Международный скандал!..
В салоне появляется священник о т е ц А л е к с а н д р, устремляется к двери в библиотеку.
Стой! Куда?.. Кто пропустил? (Пытается его остановить.)
На шум из библиотеки выглядывает Щ е г л о в.
Щ е г л о в. Что случилось?
О т е ц А л е к с а н д р. Я к вам! (Взволнован.) Священник из Спасопесковской церкви — отец Александр.
Щ е г л о в. Прошу!.. (Власову.) Насколько я понимаю, Сергей Романович, святой отец жаждет остаться со мной наедине.
Власов неохотно выходит.
Щеглов и отец Александр некоторое время рассматривают друг друга. Щеглов достает из кармана транзистор. Звучат позывные радиостанции «Маяк».
(Не в силах сдержать довольной улыбки.) Последние известия.
О т е ц А л е к с а н д р. Какая марка? (Рассматривает приемник.) Японские лучше.
Щ е г л о в (нахмурился). Итак, чем обязан?
О т е ц А л е к с а н д р. Услышал о факте вашего чудесного воскрешения, и вот…
Щ е г л о в. Решили на нем заработать?
О т е ц А л е к с а н д р. Что вы!.. (Машет руками.) Меня тут не хотели к вам пускать. Сказали, будто факт вашего появления медицински объясним и научно обоснован…
Щ е г л о в. Наврали. Совершенно необъясним и абсолютно необоснован.
О т е ц А л е к с а н д р (расстроен). Необоснован? Но я надеялся…
Щ е г л о в. Понимаю! Все понимаю. Причислить меня к лику святых? Первый советский святой. «Братия, бог явил нам чудо». Да, повезло вам, батюшка. Раз в тысячу лет так повезет… Ну что ж, действуйте! Инструменты у вас с собой? Ну, кадило там, епитрахиль? Кадите! Причисляйте к лику, бог с вами! Правда, я был большим греховодником. И умер, знаете ли, не раскаявшись, и воскрес не по чину. В остальном не хуже прочих.
О т е ц А л е к с а н д р (укоризненно). Зачем вы так?.. Не дурак я и не прохвост. И единственное желание мое, чтобы этот случай не получил огласки.
Щ е г л о в. Почему же?
О т е ц А л е к с а н д р. Потому что я — враг суеверий!
Щ е г л о в. Вот тебе и на!
О т е ц А л е к с а н д р. Когда мне сказали, что ваше воскрешение — факт научный, я обрадовался. И к вам прибежал с единственной просьбой: подтвердить это! Чтобы я мог пресекать всякие необоснованные слухи.
Щ е г л о в. Помилуйте! Но я думал, что вы, как мистик-профессионал, заинтересованы в ином толковании?
О т е ц А л е к с а н д р. Простите, мыслите по шаблону. Коли священник, так уж и мистик. А мне ваше воскрешение, извините, удар ниже пояса!
Щ е г л о в. Любопытно! Вы что же, батюшка, воинствующий безбожник?
О т е ц А л е к с а н д р. Не шутите так. Не до шуток мне сейчас… Прошу вас и умоляю: не упорствуйте. Признавайтесь в своей материальной сущности!
Щ е г л о в. Я бы с удовольствием. Но чудо есть чудо.
О т е ц А л е к с а н д р. Как вам не стыдно? Нам ли, марксистам, рассуждать о чудесах?
Щ е г л о в. Как? Вы еще и марксист, батюшка?
О т е ц А л е к с а н д р. Истинный! (Крестится.) Вот как перед богом… Не подумайте, однако, что я из тех лиц, которые видят в богослужении только ремесло. Нет! Я верующий марксист.
Щ е г л о в. Как же это вы ухитряетесь?
О т е ц А л е к с а н д р. Сочетаю! Сочетаю, голубчик, и за грех не считаю. Успехи марксизма нашего столь дивны и красноречивы, что не видеть их может разве что слепой. А я человек начитанный, современный.
Щ е г л о в. И все-таки я не понимаю, почему вы заинтересованы, чтобы факт моего появления не получил религиозного толкования?
О т е ц А л е к с а н д р. Да ведь ничего, кроме вреда, этот факт принести церкви не может. Рассудите сами: воскрес человек! А кто воскрес? Атеист! Как это преломляется в сознании верующих? Научная интеллигенция — возлюбленные чада господа нашего… Для чего тогда ходить в церковь и молиться? Ходи на лекции, повышай свой научный уровень, и бог возьмет тебя живым на небо?.. Это же форменное суеверие! Удар ниже пояса!
Щ е г л о в (развеселился). Значит, не гожусь я в праведники?
О т е ц А л е к с а н д р. Не обижайтесь, сын мой, не годитесь.
Щ е г л о в. Так и быть — отступаюсь!
О т е ц А л е к с а н д р. Слава богу! (Поднимается.) А теперь, простите, спешу. Стало быть, могу надеяться?
Щ е г л о в. Безусловно, уважаемый! Воскрешение мое отнюдь не божественно, как и весь этот мир со всеми его чудесами! Не теряйте времени, батюшка. Не теряйте времени, дорогой, вас ждут… Будьте здоровы! Приятно было познакомиться! (Жмет священнику руку и выпроваживает его.)
В салон осторожно заглядывает В л а с о в.
В л а с о в. Можно, Константин Иванович?.. А где же поп?
Щ е г л о в. Ушел восвояси.
Власов облегченно вздыхает.
А вы чего, собственно, испугались?
В л а с о в. Он болтал внизу какие-то глупости.
Щ е г л о в. На то он и поп. Но вот почему вы ведете себя так глупо, профессор?.. Я понимаю, мое появление — нелегкое испытание даже для зрелого ума. И все-таки почему вы ведете себя так глупо?.. Сначала вы посадили меня под замок. Потом затеяли какую-то мышиную возню, пытаясь женить меня на собственной вдове. Наконец, подрядили сюда милицию. Как будто от того, что одним протоколом в мире станет больше, одной загадкой мироздания станет меньше. Столкнувшись с логической задачей постижимости — звать на помощь милицию! Грустно!..
Б. Попов известен не только как артист, выступающий последние годы перед зрителями с чтением произведений Гашека, Салтыкова-Щедрина, Шукшина, Маяковского, но и как автор книг «Подмостки» и «Чистая перемена». Новый роман Б. Попова «Без четвертой стены» — об артистах одного из столичных театров, которые в силу сложившихся особых обстоятельств едут в далекую Сибирь, в небольшой городок Крутогорск. В центре внимания автора — привлекательный и вечно таинственный мир актеров, их беды и радости, самоотверженный труд, одержимая любовь к театру. Б. Попов в своем романе активно утверждает тезис: театр есть не только отражение жизни, театр — сама жизнь.
Книга двоюродной сестры Владимира Высоцкого, Ирэны Алексеевны Высоцкой посвящена становлению поэта и артиста, кумира нескольких поколений, истории его семьи, друзьям и недругам, любви и предательству, удачам и разочарованиям. В книгу вошли около 200 уникальных фотографий и документов, почти все они публикуются впервые. В ней множество неизвестных эпизодов из детства Высоцкого, позволяющие понять истоки формирования его личности, характера и творчества. Книга будет интересна как давним поклонникам Высоцкого, так и всем интересующимся творчеством поэта, барда и актера.
Книга В. М. Красовской посвящена великой русской танцовщице Анне Павловой. Эта книга — не биографический очерк, а своего рода эскизы к творческому портрету балерины, прославившей русское искусство во всем мире. Она написана как литературный сценарий, где средствами монтажа отдельных выразительных «кадров» воссоздается облик Павловой, ее внутренний мир, ее путь в искусстве, а также и та художественная среда, в которой формировалась индивидуальность танцовщицы.
Под ред. А. Луначарского, предислов. А. Луначарского, примечания И. С. Туркельтаубназвания глав: "П. Орленев", " Ю. М. Юрьев", "В. Э. Мейерхольд", "Два критика"," В. И. Качалов", "Н. Ф. Монахов", "Еврейский театр", "А. И. Южин", "Театр Чехова".
Эта книга о Леопольде Антоновиче Сулержицком (1872–1916) — общественном и театральном деятеле, режиссере, который больше известен как помощник К. С. Станиславского по преподаванию и популяризации его системы. Он был близок с Л. Н. Толстым, А. П. Чеховым, М. Горьким, со многими актерами и деятелями театра.Не имеющий театрального образования, «Сулер», как его все называли, отдал свою жизнь театру, осуществляя находки Станиславского и соотнося их с возможностями актеров и каждого спектакля. Он один из организаторов и руководителей 1-й Студии Московского Художественного театра.Издание рассчитано на широкий круг читателей, интересующихся историей театра.
Книга В.Носовой — жизнеописание замечательных русских танцовщиц Анны Павловой и Екатерины Гельцер. Представительницы двух хореографических школ (петербургской и московской), они удачно дополняют друг друга. Анна Павлова и Екатерина Гельцер — это и две артистические и человеческие судьбы.