Дорога через безмолвие - [75]

Это, однако, не конец истории с внутренним морем. В 80-х годах прошлого века было обнаружено, что дожди, обрушившиеся на гористое восточное побережье Австралии, просачиваются под почву и стекают к центру, где вода скапливается в огромном подземном резервуаре. Он так и был назван — Большой артезианский бассейн; его южная граница отстоит на 2200 километров от залива Карпентария, а западная — на 1800 километров от восточного берега континента. Где бы ни бурили скважину в пределах этого необъятного ареала, оттуда — иногда с километровой глубины — начинала бить вода, теплая, чуть солоноватая, но вполне пригодная для питья. Это открытие послужило поворотным пунктом в истории развития центральных районов; оно означало, что в любой сезон скот можно перегонять на расстояния в сотни миль, передвигаясь от одной скважины к другой, — вещь немыслимая в иных условиях.

Бывают, правда, годы, когда в этих краях выпадают вдруг обильные дожди и вода с грохотом проносится по сухому руслу, разливаясь по всей пойме Куперса; в такие времена окружающая пустыня оживает. Сотни бездыханных речушек превращаются в буйные потоки и устремляются к озеру Эйр. Тогда на несколько месяцев в сердце континента действительно появляется внутреннее море. В 1959 году дождей прошло особенно много, бурное течение подхватило баркас и по Куперс-Крику донесло его до озера Эйр. Но эти потопы непродолжительны; когда вода спадает, на поверхности остаются нагроможденные обломки и туши утонувших животных, нелепо свисающие с веток вырванных с корнем деревьев…

Да, паводки случаются не часто. Типичная картина центральных областей Австралии — это пустыня или полупустыня с песчаными дюнами, выметенными ветром плоскими равнинами, серо-зелеными островками деревьев вокруг редких водоемов и необъятным небом.

Эта бескрайняя земля сродни морю величием покоя и ощущением грозной силы. Геолог Дж. У. Грегори в начале нынешнего века побывавший на Куперс-Крике, писал в книге «Мертвое сердце Австралии»: «Временами, когда караван исчезает за песчаной грядой, сердце сжимается от страха при мысли о том, что в этой пустыне можно оказаться без воды и пищи. А ведь таков был удел несчастных путешественников, чьи кости, обглоданные динго и отполированные песком, разбросаны по просторам Центральной Австралии. Словно наяву видишь их фигуры, бредущие навстречу роковой судьбе».

В этом, наверное, причина того, что трагедия Берка и Уиллса превратилась в австралийскую легенду. История их похода как нельзя более точно соответствует представлениям первых поселенцев о том, что жизнь — это не столько борьба с другими людьми, сколько безжалостная схватка с пустыней, не признающей чинов и званий. Только так можно было надеяться выжить в буше, где полная беззащитность человека перед природой рождала небывалое чувство локтя и где подвести товарища означало обречь его на гибель.

Сцена возвращения Берка в лагерь на Куперс-Крике, как мы уже рассказывали, изображена на картине У. Лонгстафа. Огромный холст размером 4X3 метра сейчас настолько обветшал, что его упрятали подальше в газетный зал мельбурнской библиотеки. Сюжет картины давно уже стал достоянием истории, да и полотно в целом вряд ли можно назвать шедевром. И все же любой австралиец моего поколения, который ребенком стоял в музее у этого холста, вспомнит, как у него пробегал по коже мороз. Заданность и «красивость» поз несколько умеряли впечатление, но даже в том виде зрелище завораживало. Нас учили, что земное бытие венчает смерть на поле брани или в собственной постели. Но здесь смерть — слепая и бессмысленная, мрачное чудовище, подстерегающее любого из нас на каждом шагу. Поэтому посетители, постояв перед этой картиной, торопились дальше, мимо гипсовых слепков греческих богов — скорее на улицу, к свету.

Из участников экспедиции мало кому довелось надолго пережить Берка и Уиллса. Кинг мудро отказался от предложения участвовать в передвижном шоу с показом «циклорамы экспедиции», предпочтя спокойную жизнь в доме сестры. В 1871 году он женился на дальней родственнице, но год спустя умер от чахотки — прямого следствия голодных скитаний на Куперс-Крике. Ему исполнилось 33 года. Кинга похоронили рядом с Берком и Уиллсом.

В том же году умерли Маккинли и Ленделс, последний — в Калькутте, куда вернулся, видимо, не выдержав позора. Дост Магомет был похоронен в Менинди, он так никогда больше и не увидел родных краев. Браге отправился в Квинсленд, где обосновался на ферме и весьма успешно вел дела. Д-р Беклер возвратился в Германию. О дальнейшей судьбе Райта почти ничего не известно. Макадам пережил Берка и Уиллса всего на четыре года, а вот Хоуит дожил почти до восьмидесяти лет. Джулия Мэтьюз в 1863 году уехала в Новую Зеландию, там вышла замуж и вернулась в Англию, где с успехом выступала в роли герцогини в оперетте Оффенбаха «Великая герцогиня Герольштейнская», гастролировала в Европе и Америке и умерла в 1876 году в Сент-Луисе. Сэр Чарльз Купер, чье имя Стерт увековечил на карте, а последующие события сделали «гвоздем» географической хроники, вышел в отставку и умер в Англии в преклонном возрасте.