Дон Жуан - [33]

Ее связать пытались, даже били,

Но средств ее смирить не находил».

68

В ней память лишь мерцала; тяжело

И смутно в ней роились ощущенья;

Ничто ее заставить не могло

Взглянуть в лицо отца хоть на мгновенье.

Меж тем на все вокруг она светло

Глядела в бредовом недоуменье,

Но день за днем не ела, не пила

И, главное, ни часу не спала.

69

Двенадцать дней, бессильно увядая,

Она томилась так — и как-то вдруг

Без стонов наконец душа младая

Ушла навек, закончив жизни круг

И вряд ли кто, за нею наблюдая,

Из нежных опечаленных подруг

Заметил миг, когда застыли веки

И взора блеск остекленел навеки.

70

Так умерла она — и не одна:

В ней новой жизни брезжило начало,

Дитя греха, безгрешное, весна,

Которая весны не увидала

И в землю вновь ушла, не рождена,

Туда, где все, что смято, что увяло,

Лежит, — и тщетно свет свой небо шлет

На мертвый сей цветок и мертвый плод!

71

Конец всему! Уж никогда отныне

Не прикоснутся к ней печаль и стыд,

Не суждено ей было, как рабыне,

Сносить года страданий и обид!

Прекрасен был, как неба купол синий,

Ее блаженства краткого зенит,

И мирно спит она во тьме могилы

На берегу, где отдыхать любила.

72

И остров этот стал угрюм и тих:

Безлюдные жилища исчезают,

Лишь две могилы средь лугов пустых

Пришельцу иногда напоминают

О ней и об отце ее, но их

Никто не ищет и не замечает,

Лишь волны гимном траурным гремят,

Скорбя о ней — красавице Циклад.

73

Но греческиe девушки порой

Ее со вздохом в песне поминают,

Да, коротая ночь, старик иной

Ее отца рассказом воскрешает:

Его отвагой и ее красой

Туманные легенды наполняет

О том, что мстит любовь себе самой,

Платя за счастье страшною ценой.

74

Но бросим эту тему тем не менее.

Безумных я описывать боюсь,

По правде говоря — из опасения,

Что тронутым и сам я покажусь!

Притом весьма — капризное творение

Моя подруга муза; я вернусь

К Жуану: он, захваченный врагами,

Октав уж двадцать как оставлен нами.

75

Изранен, «связан, скован, заточен»,

Два дня лежал Жуан, с судьбой не споря,

На третий день совсем очнулся он

И увидал себя в открытом море.

Вдали синел священный Илион,

Но мой герой в таком был сильном горе,

Что Илион а видеть не хотел

И на сигейский мыс не поглядел.

76

Над Геллеспонтом — символ гордой силы,

Надменно озирая острова,

Стоит курган бесстрашного Ахилла,

Гипотеза ученых такова!

А рядом — неизвестная могила;

Кого — о том не ведает молва.

(Когда б герои эти живы были,

Они бы всех живущих перебили!)

77

Равнины невозделанный простор,

Курганы без надгробий, без названья,

Вершина Иды над цепями гор

И берегов Скамандра очертанья;

Здесь обитала Слава с давних пор,

Здесь древности покоются преданья.

Но кто тревожит Илиона прах?

Стада овец и сонных черепах!

78

Печальные селенья, кипарисы,

В пустынном поле — ржанье табунов;

Пастух, едва ль похожий на Париса,

Глазеет на проезжих болтунов,

Мечтающих о родине Улисса

Со школьных лет. И, набожно-суров,

Повсюду турок с трубкой восседает;

Ну, а фригийцы где? А черт их знает!

79

Итак, Жуан печально созерцал,

Удел раба предчувствуя уныло,

Лазурь морскую, и уступы скал,

И греков горделивые могилы.

Вопросов он пока не задавал,

Его потеря крови изнурила,

Да и ответы стражи для него

Не значили бы ровно ничего.

80

Он увидал товарищей по плену,

Артистов — итальянцев молодых;

Они — то рассказали откровенно

Подробности превратностей своих:

Как водится, в Сицилию на сцену

Спешила из Ливорно труппа их.

Их продал импресарио пирату

И взял за это небольшую плату!

81

Один из них особенно болтал;

Он buffo[24] был и buffo оставался,

Он искренне, сердечно хохотал

И беззаботным комиком держался;

Он распродажи пленных ожидал

И в шуточках веселых изощрялся,

Меж тем как тенор сумрачно грустил,

А примадонна выбилась из сил.

82

«Однажды ночью, — комик говорил,

Макиавелли сей, наш импресарио,

Сигналом чей — то бриг остановил

У берега: Corpo di Caio Mario![25]

Потом нас на корабль пересадил,

Без всякого намека на salario;[26]

Но если любит пение султан,

То мы легко наполним свои карман!

83

Конечно, примадонна старовата,

И хрипоте подвержена подчас,

И стала петь, пожалуй, плоховато;

Зато подруга тенора у нас

Одарена природою богато;

Она на карнавале прошлый раз

Отбила графа юного Чиконья

У старой принчипессы из Болоньи!

84

Хорош у нас балетный персонал:

Пленяет всеми качествами Нини,

Пятьсот цехинов прошлый карнавал

Доставил хохотушке Пелегрини.

(Нетрудно столь ничтожный капитал

Растратить беззаботной балерине!)

А вот гротеска — эта бы могла

Очаровать я души и тела!

5

Солисткам фигурантки уступают,

Но миленькие личики и тут

Невольно покупателей меняют

И сбыт на рынке, видимо, найдут!

Одна, положим, шест напоминает,

Хоть в ней талант я чувства признают,

Но с этакой фигурой где же взяться

Изяществу, чтоб в танцах отличаться?

86

Мужчин у нас хороших нет совсем;

У musico[27] вот голос петушиный

(Конечно, бас дается нам не всем,

И есть тому особые причины),

Но евнухом устроиться в гарем

Способен сей талантливый мужчина,

Хоть папа третий пол всегда ценил,

Но петь любимцев он не научил.

87

У тенора — излишек аффектации,

А бас, как бык, рычит и завывает,

Не признает ни нот, ни пунктуации;

Хоть наша примадонна замечает

В нем редкое богатство интонации,

Однако точно так же распевает,

Тревожа мирный сон полей и сел.

Рулады исполняющий осел.