Домовой - [21]

На самом деле история была почти правдива — я подозревала, что живущая в заводи русалка и есть та девушка, что несколько лет назад утопилась, когда ее парень сбежал в город искать лучшей жизни. Да и часть про клад тоже вполне могла быть правдой — русалкам ведомы подземные пути, они многое видят, так почему бы и не сокровища? Другое дело, что земные тревоги их больше не интересуют — питаются они по большей части человеческими эмоциями, тянут их исподволь, но не брезгуют и мясом.

Именно по этой причине обращаться к сверхъестественным силам я не собиралась, зорко наблюдая из-за кустов, чтобы писателя, не дай бог, не съели. Но то ли русалки зимой опускались на глубину, то ли впадали в спячку — кто их, тварей подводных, разберет? — но к Сергею так никто и не вышел. Он промаялся у заводи всю прошлую ночь, словно неупокоенный дух и сегодня тоже пришел. С лопатой.

Мерзко хихикая, я попрыгала на месте, согреваясь. Писатель для согреву носил с собой фляжку коньяка, а потому к прошлому утру уже едва волочил ноги и весьма насторожил участкового, ранним утром вернувшегося из рейда по соседним деревням. Я в момент их теплой встречи едва успела нырнуть за деревья. Впрочем, Алексей Михайлович останавливать Сергея не стал — проводил глазами его вихляющий путь от моста и, чуть нахмурившись, отправился к себе.

Вчера я, дабы подогреть энтузиазм исследователя сверхъестественного, подкинула в ботинок Сергея старую, покрытую налетом золотую сережку. Очевидно, утром он ее нашел, потому что сегодня явился готовый копать до посинения.

Отлично.

Поудобнее устроившись в кустах недалеко от заводи, я нетерпеливо посмотрела на небо. Время подбиралось к полуночи, народ массово повалил на улицу, фляжка опустела наполовину — надо начинать.

В льющемся с неба болезненно-желтом свете одинокого месяца на берег выбралась юная девушка. Белое платье чуть колыхалось на ветру, облепляя тонкую фигурку, но еще белее была ее кожа — словно снег, она искрилась в свете звезд. Длинные серебристые волосы закрывали ее лицо, словно водоросли.

Писатель примерз к пеньку, на котором весьма удобно устроился. В широко раскрытых глазах плескался коньяк пополам с жаждой наживы и каплей вожделения.

Девушка, словно присматриваясь, обошла его по широкой дуге и, остановившись на той стороне заводи, едва слышно спросила:

— Ты мой любимый?..

Вид у нее был при этом до того несчастный, что и камень бы прослезился. Сергей сделал пару эпилептических кивков и потянулся за лопатой.

— Любимый… — девушка чуть улыбнулась — светло, нежно, от чего на душе у исследователя заскребли кошки. Боясь пошевелиться, он наблюдал, как она приближается, обходит его сзади, нежно обвивая холодными, ка лед, руками и едва не скончался от ужаса, когда щеки коснулись влажные губы: — Хочешь, навеки будем вместе? Найди мои серьги! Тело мое не нашли, но мать приданое в гроб положила… Там они. Среди монет золотых и камней драгоценных… Найдешь — будем вместе! Могила моя в центре кладбища, у часовни…

Дальше рассказ обрывался — по версии Сергея оттого, что русалка его усыпила, по моей — оттого, что к коньяку я добавила нужной настойки…

В любом случае, спящего нужно было дотащить до реки — там как раз подростки с горки катались, они его найдут…

Инфернальная девица, пыхтя от натуги, подхватила под мышки весьма упитанного писателя и с хаканьем столкнула его с пологого берега. Спящее тело подкатилось прямиком под ноги скатившимся с горки девчонкам. Грянул хоровой визг.

Я поспешно скрылась в кустах и, едва не убившись о подвернувшуюся под ноги лопату, отправилась домой — смывать белую гуашь, позаимствованную у Ксюшки, вымыть натертые золой волосы и переодеться во что-то более нормальное.

Следующее утро выдалось на редкость щедрым на события.

Во-первых, началось оно с визита Машки. Пока я умывалась, обнаружив на лбу остатки гуаши, девица готовила завтрак, абсолютно освоившись в моем доме, и рассказывала последние сплетни.

— А дядя Сережа правда русалку видел! — с придыханием вещала она. — Едва жив остался! Близняшки Крупицины его нашли ночью, на реке — бледного, совсем языком, говорят, не ворочал… Они его к теть Глаше отвезли на санках, а сами на реку больше — ни ногой! А утром я как услышала — и к нему! А он говорит, скоро, Мань, будем с тобой богаты, как срезы!

— Крезы, — походя поправила я, стараясь не слишком сильно ухмыляться. — Это царь такой, у которого денег много было…

— До революции у всех деньги были — так бабка говорит… — вздохнула Машка. И тут же воспряла духом: — Ну ничего, вот найдем клад и я бабке шубу куплю — не хуже тогдашних…

— Клад тот проклятый, Мань, — осадила я ее. — К нему только мужчина прикасаться должен. Пусть твой дядя Сережа сам за ним идет, а ты лучше дома посиди, с бабкой… Иначе ничего не найдете.

— А откуда вы все знаете, теть Лис? — повисла она у меня на шее, смотря влюбленными глазами. Усмехнувшись, я щелкнула ее по носу:

— Ну ты ж слышала, что про меня говорят… В книгах прочитала специальных… Ведьминских.

— А мне можно? — тут же привязалась девица.

Еле отбилась.

Тем же вечером я, натянув на себя все ту же ночнушку, отправилась вершить правосудие. Лицо в гуаши (правда, проплешинами, потому что баночка оказалась маленькой, не на все хватило) спрятано под капюшоном куртки, подол ночной рубашки подвернут так, чтобы не было видно — не хватало еще привлечь ненужное внимание местных.