Доминум - [22]

Внутри помещения стояла непроглядная темнота, но стоило мне сделать шаг, как на потолке загорелся фонарь-солнце, озарив неприятного вида комнату. Лицо обдало холодом. В самом мрачном углу помещения находилась жесткая лежанка, состоявшая из единого каменного блока. Там виднелось тело – съежившееся, худое. Неподвижное.

Я медленно приблизился. Дрожащей рукой коснулся плеча орнега и повернул ее к себе.

– Не думал, что так выйдет, – глухо произнес Поллукс. – Ей осталось немного. Может, один оборот Терры, может, два.

– Как это остановить? – хрипло спросил я, не отрывая потрясенного взгляда от орнега.

Я знал ее. Пускай светло-пепельное лицо с серыми пятнами и было покрыто синяками и следами от мглистой черни, но оно казалось знакомым. Заплетенные в растрепанную косу волосы имели цвет снега с отливом серебра. Орнега была облачена в форму «Белого луча» и могла показаться мертвой, если бы не с трудом вздымающаяся грудь. Заоблачница выглядела слабой, забитой. Из-под широкого расстегнутого ворота выглядывала шея, на которой, словно проклятой меткой, проступали окрасившиеся в неестественный зеленый цвет вены.

– Это не остановить, – ответил Поллукс с неумолимой прямолинейностью. – По крайней мере, на этой планете не найти способа обратить процесс.

– Но должен же быть выход! – в ярости воскликнул я. – Это вы с ней сделали!

Поллукс оставался холодным и твердым, как сталь.

– Я отпускаю ее с вами, а дальше это не мои проблемы. Решайте сами, что с ней делать. И лучше бы вам поторопиться, иначе душу Луны постигнет Обливион.

Глава VII Единственный выход

В каждой жилой комнате Соларума можно найти прямоугольную настенную панель от пола до потолка. В обычное время она казалась простым зеркалом, но при желании через нее можно было изучать информацию, разворачивать световые проекции, смотреть фильмы, да и в принципе делать все, что душа пожелает. Но имелось у нее и еще одно уникальное свойство – панель отчасти была «коридором отражений» и давала просматривать заранее помещенные в нее слои воспоминаний.

Я сидел на полу, откинувшись спиной на кровать. Те воспоминания, которые пришли ко мне с возвращением осколка души, отнятого падшими, в последние дни особенно давили. Я до сих пор в них не разобрался. Они открывались не сразу и хаотично. Вчера ночью вспомнилось одно, и по возвращении из «Белого луча» мне вдруг захотелось увидеть воспоминание своими глазами.

Там было холодно и темно, лишь фонари озаряли теплым золотистым светом сугробы и падающий снег. Множество людей бродили по парку. Они развлекались, смеялись. На тротуарах стояли лотки с яркими безделушками, чаем, пирогами и яблоками в карамели. Играла музыка, раздавались голоса и песни. Площадь с праздничной елкой была наводнена людьми.

Все показывалось моими глазами. Я шел с родителями между усыпанных снегом деревьев, ветви которых покрывали гирлянды и ледяная корка. Мне было лет шесть.

– Макс, не убегай! – окликнула мать, и я обернулся к ней.

Снег припорошил ее куртку и волосы.

– Мы опоздаем! – воскликнул я, подбегая к родителям.

– Тут везде будет видно, – заверил отец.

– Но там все равно лучше! – Я схватил его за руку и упорно потащил вперед, в толпу.

Он сначала упирался, но затем внезапно подхватил меня и со смехом понес в желанную сторону. Я стал вырываться, отец поскользнулся, и мы вместе рухнули на дорогу.

Мама заворчала, но он добродушно отмахнулся, вытащил меня из снега и стал отряхивать.

– И похуже с холодом бывало, – сказал отец, лукаво глядя на меня. – Вот видел бы ты, что происходило в Гренландии!

Я с восхищением вцепился в отца.

– И что там было?

– Дома расскажу, – улыбнулся он. – Как раз успею перед отъездом.

– Ты снова уезжаешь? – огорчился я.

Толпа сгущалась, но вся окружавшая нас яркость казалась блеклой по сравнению с огнем, жившим в глазах отца.

– На пару дней, – заверил тот. – А потом месяц буду с вами. Обещаю.

– Это твой отец? – раздалось со стороны.

Я обернулся. В приоткрытой двери стояла Сара. Подобно мне, протекторша где-то сложила свой мундир, оставшись лишь в рабочих брюках и белой рубашке. Сара без всякого интереса смотрела на запись памяти.

– Вы с ним поразительно похожи, – констатировала она.

Ее появление меня почти не смутило. Я знал, что Сара никак не отреагирует – не посмеется и не осудит. В каком-то плане она воспринималась мною как предмет мебели, потому как имела схожий эмоциональный спектр.

– Да, многие так говорят, – ответил я, возвращаясь к экрану. Там маленький я продолжал тянуть родителей в гущу людей.

– Вы были близки?

Я пожал плечами.

– Мне хочется думать, что да. Я помню лишь обрывки из детства, но отец редко проводил с нами время. В памяти остались его наставления, его поддержка. Вот только рядом его все не было. Он же работал адъютом в Соларуме, вечно в охотах, оставляя нас с мамой одних. Думаю, поэтому я так легко поверил в его уход. Что он бросил меня и маму. – Я неуверенно посмотрел в пол. – Из-за его постоянного отсутствия возненавидеть отца оказалось просто.

Тут я вспомнил, с кем говорю, и собрался.

– Есть новости?

Неожиданно для меня Сара села рядом и присоединилась к просмотру.