Доминум - [162]

Мы разобрались с дэларами, проникшими в Армию Света. Темная угроза по-прежнему висит над всеми нами. Но мы ее переживем, как и всегда. Я искренне верю и надеюсь, что мы встретимся снова. Если не скоро, то однажды. А пока этого не случилось, я буду наблюдать за Землей. Постараюсь издалека оградить тебя от всех опасностей, но и ты будь осторожнее. Постарайся привлекать как можно меньше внимания, хорошо?

Будь стойким, Максимус. Надеюсь, ты веришь в себя так же, как я в тебя.

На темном небе, в котором сияло так много звезд, что они, казалось, могли пересыпаться через край, сияло созвездие Скорпиона. В самом его центре, точно бьющееся сердце, мерцал Антарес. Я все еще слегка сердился на него, хотел поговорить. Но он лишь молчаливо внимал мне, наблюдая с далеких небес. То было большее, на что он теперь оказался способен. И даже за это немногое я был ему благодарен.

* * *

Вокруг царил мрак, лица на барельефах отражали слабый бледно-голубой свет своими гладкими контурами. Бетельгейзе стояла перед крупной проекцией одной из префектур, когда Альдебаран возник прямо за ее спиной. Звезда это почувствовала, а потому, не обернувшись, сказала:

– Мне жаль, что даже при моем обещании не нарушать твоей свободы ты вынужден вновь оказываться рядом со мной.

Она неодобрительно скрестила руки на груди. Альдебаран осмотрел ее строгий белый костюм и пышную реку волос, в которую были вколоты драгоценные голубоватые камни, едва сияющие в темноте. Алый цвет прядей поблек, как и сама Бетельгейзе. Блеск в глазах угас; вся она будто бы покрылась пылью и утратила краски. Восстанавливаться после Апогея ей предстояло еще долго, но все лучше, чем отправиться в сомниум или погибнуть.

Эквилибрум звучно усмехнулся:

– Ты единственная, кому я счастлив помогать в любое время. Потому не сильно об этом тревожься.

Главное условие вечной доминумной связи – привязанный должен время от времени появляться возле своего Доминума. Его тащило к нему сквозь пространство. За ослушание Альдебаран мог растворить свою душу в Обли– вионе.

– Я все хотел узнать, как тебе стало известно о моем состоянии.

Бетельгейзе обернулась со смешанным выражением.

– Мне прислали весть, насколько ты плох. Должно быть, кто-то из твоих подчиненных.

Альдебаран замер. Никто из приближенных не знал об Обливионе. Кроме пары душ, но Зербраг вряд ли стал бы помогать после вспоротой глотки. Оставался один вариант. Префект не сдержался и натянул уголок рта в ухмылке.

– Какие у нас дальнейшие планы? – спросил он, подходя ближе.

Бетельгейзе в задумчивости поднесла ладонь к красным губам, быстро бегая глазами по карте.

– С этого момента у нас с тобой одна задача, – сказала она, обходя круглую проекцию по кругу. – Я хочу выяснить, где на самом деле был Зербраг и что он делал во время своего похода. Искал ли он Маяки, как и заявлял, или делал нечто иное? Я не желаю упускать его из виду. – Звезда резко подняла свои яркие глаза на Альдебарана. – Мы будем наблюдать за ним. Он не доверяет Антаресу и от своего не отступится. Он слишком долго к этому шел. И если Зербраг действительно что-то задумал, мы должны быть наготове. Самое страшное, что может произойти, – не просто война с Тьмой. А война с самими собой. Мы обязаны помочь Антаресу в критический момент. Тени сгущаются, Альдебаран. Сгущаются в самом Свете. Ты поможешь мне?

Он кивнул.

– Под покровом Тьмы и в сиянии Света. Я всегда буду рядом.

* * *

Мы со Стефаном сидели в пустой Манипуляционной. Среди протекторов никто, кроме него, не знал о моей тайне. Я молчал о его бессмертии, а он – о моей звезданутости, все было по-честному. Мне казалось правильным скрывать сей факт. Протекторы могли обо всем рассказать эквилибрумам, и кто знает, как те среагируют, узнав, что Антарес Непогасимый имеет сына.

Пока я делал заметки в блокноте, то не заметил, как Стеф поднес горящую зажигалку к моей ладони.

– Проверку на термостойкость тоже проходишь, – заметил он.

– Какого хрена?! – возмутился я, отдернув руку.

Мы то и дело занимались тем, что проверяли мои новые способности и отслеживали изменения. Не все из них были хорошими. Тело снова перестраивалось, прямо как когда Антарес забрал у меня осколок много лет назад. Усталость и боль постепенно накатывали, и я знал, что дальше будет только хуже.

– Если нас накроет волной огня, буду знать, за кем ныкаться. – Стефан убрал зажигалку.

– Ты бессмертный, – с прищуром напомнил я.

– Да, но сгорать заживо – такое себе удовольствие, не рекомендую.

Я отвернулся и оглядел ниши с рисунками. Не сразу, но взгляд упал на тринадцать Первородных меток. Чем дольше я вглядывался в них, тем явственнее по спине пробегал холодок. Символ Света – четырехконечная звезда. Символ Тьмы – водоворот.

Я встал с места и неторопливо подошел к ним, разглядывая метки словно в первый раз.

– Они же ни за кем не закреплены, да?

– Так говорят, – бросил Стеф, подперев лицо рукой и лениво рассматривая мои записи. – Слишком уж сильными были бы носители. Это же самые сложные и самые мощные метки для манипулирования. Но кто-то верит, что они вроде как живые или около того. Много баек и легенд. Не зря же эквилибрумы выбирают одну или две и поклоняются им в Храмах Первородных? Как по мне, в этой чертовой Вселенной все возможно, так что ни в чем уверенным быть нельзя.