Доминион. История об одной революционной идее, полностью изменившей западное мировоззрение - [159]
В книге, опубликованной годом ранее, Дарвин тоже описывал жизненный цикл ос-наездников. Тезис, подробно изложенный в сочинении «Происхождение видов», мог глубоко потрясти любого сторонника естественной теологии. «Быть может, и не особенно убедительно с логической точки зрения, – писал Дарвин, – но мне кажется гораздо более удовлетворительной мысль, что такие инстинкты, как инстинкт молодой кукушки, выбрасывающей своих сводных братьев, инстинкт муравьёв-рабовладельцев, инстинкт личинок наездников, питающихся внутри живого тела гусеницы, представляют собой не специально дарованные или сотворённые инстинкты, а только небольшие следствия одного общего закона, обусловливающего прогресс всех органических существ, именно размножения, варьирования, переживания наиболее сильных и гибели наиболее слабых» [859]. Предложив такую теорию эволюции, Дарвин сделал с естественной теологией примерно то же, что творили ихневмониды с несчастными гусеницами. Многочисленные пасторы, ходившие по полям Англии с сачками для бабочек и ботаническими прессами, видели вокруг себя явные свидетельства в пользу многих предположений: того, что бесчисленное множество видов направляется единой дланью; того, что понять, сколь совершенно они устроены, можно, лишь изучив условия, в которых они живут; того, что пути природы необратимы. В «Происхождении видов» Дарвин не пытался оспорить эти предположения; но для его теории эволюции путём естественного отбора они были тем же, чем внутренности гусеницы являются для личинки наездника. «Творец творит при помощи <…> законов» [860]. Эти слова Дарвин записал у себя в дневнике много лет назад, ещё будучи верующим христианином. Почти то же самое некогда утверждал Абеляр. Веками христианские натурфилософы пытались определить, какие законы управляют жизнью творения Божьего, чтобы таким образом прийти к более ясному пониманию Самого Бога. И вот в «Происхождении видов» был сформулирован закон, которому – несмотря на то, что он объединял представления о жизни с представлениями о времени, – Бог, казалось, вообще не был нужен. Эволюционная теория сама была результатом поразительного эволюционного процесса.
Но была ли она верна? К 1876 г. самые впечатляющие свидетельства в пользу теории Дарвина были обнаружены на западе США, который оказался исключительно богат захоронениями окаменелостей. Коп был не единственным, кто сделал здесь потрясающие открытия. Это удалось и Отниелу Чарльзу Маршу, профессору Йельского университета, бородой, грузностью и напыщенностью напоминавшему Генриха VIII. За шесть лет полевых исследований он обнаружил не менее тридцати видов доисторических лошадей. Это была целая цепь доказательств, и сам Дарвин провозгласил её «лучшим аргументом в поддержку теории эволюции, появившимся за последние двадцать лет» [861]. Коп Маршу завидовал и терпеть его не мог – впрочем, эти чувства были вполне взаимными, – но даже он соглашался, что обнаруженных свидетельств эволюции более чем достаточно. Однако, в отличие от своего великого соперника, он отказывался признать, что её движущая сила – естественный отбор. Он всё ещё надеялся отыскать в мире природы место для милостивого Бога. Теория естественного отбора, брюзжал он, позволяла верить лишь в божество, готовое сначала небрежно состряпать какой-нибудь вид, а потом долго его чинить. В таком случае ни о каком разумном замысле и речи быть не могло. А Коп в разумный замысел верил – и считал, что эволюция лошади служит прекрасной иллюстрацией этого замысла. Вернувшись из экспедиции к реке Джудит, он опубликовал статью, решительно настаивая на своём объяснении. В 1877 г. на съезде американских натуралистов он доказывал, что окаменелости, обнаруженные Маршем, демонстрируют систематические изменения, которые не могли возникнуть случайно. «Таким образом, восходящее развитие структуры тела высших животных, по всей вероятности, сопутствовало эволюции разума» [862]. Другими словами, лошадь приобрела свой нынешний облик благодаря собственной силе воли. Виды не зависят от капризов окружающей среды – они всегда были хозяевами своей судьбы. Путь эволюции, изначально предусмотренный Создателем, свидетельствует не о хаосе и неразберихе, а о порядке, которым пропитана вся природа. Поток времени несёт виды к цели, предопределённой Богом.
Но признать это, разумеется, означало признать ещё кое-что: что и человек появился в результате эволюции. В «Происхождении видов» Дарвин лишь робко намекнул на то, как его теория может повлиять на представления человечества о себе самих. Однако другие тут же бросились строить собственные догадки. Епископы требовали у защитников Дарвина во всех подробностях расписать им процесс их происхождения от горилл; карикатуристы с упоением рисовали самого Дарвина в виде обезьяны; а Коп объявил, что верит в то, что люди произошли от лемура. Но ни бесконечные потоки острот, ни бесчисленные изображения мартышек в сюртуках, ни всевозможные теории о далёких предках человека не могли целиком скрыть разверзшуюся бездну сомнения и беспокойства. Нервная реакция на предположение о том, что человечество могло развиться из другого вида, была вызвана отнюдь не только снобизмом в отношении обезьян. На кону стояло нечто гораздо более важное. Верить в то, что Бог стал человеком, претерпел страдания и умер смертью раба, – значит верить в то, что в слабости может заключаться сила, а в поражении – победа. Ни один из продуктов христианской цивилизации ещё не бросал этому убеждению столь радикального вызова, как теория Дарвина: слабость ничего не стоит, а Иисус, предпочтя кротких и бедных тем, кто лучше приспособлен к борьбе за существование, вынудил вид Homo sapiens встать на путь дегенерации.
