Домашняя жизнь русских царей - [2]

Вадим Татаринов

Том I

Глава I Государев двор, или дворец. Общий обзор

Вступление.– Общее понятие о княжеском дворе в Древней Руси.– Двор первых московских князей.– Общий обзор древних хоромных построек в Великой Руси.– Способы построек, или плотницкое дело.– Состав деревянного государева дворца.– Каменный дворец, воздвигнутый в конце XV века.– Его расположение в начале XVI века.– История дворца при Иване Васильевиче Грозном и его преемниках.– Дворцовые здания в Смутное время.– Обновление дворца и новые постройки при Михаиле Федоровиче.– Новые украшения дворца при Алексее Михайловиче.– Расширение и украшение дворца при Федоре Алексеевиче и в правление царевны Софьи.– Расположение дворца и его состав в конце XVII ст.– Запустение и постепенное разрушение дворцовых зданий в XVIII ст.

Старый русский домашний быт и особенно быт русского великого государя со всеми своими уставами, положениями, формами, распорядком наиболее полно сложился к концу XVII ст. Это была эпоха последних дней нашей домашней и общественной старины, когда все, чем была сильна и богата эта старина, высказалось и оформилось в таких образах и формах, с которыми по тому же пути дальше было идти невозможно. Москва, самая жизнеспособная в Старой Руси, в эту замечательную и любопытную эпоху отживала свой век при полном господстве исторического начала, которое ею было выработано и водворение которого в жизнь стоило стольких жертв и такой долгой и упорной борьбы. Политическое единство Русской земли, к которому неизбежно вели московские стремления и предания, являлось уже неоспоримым и несомненным делом и в умах самого народа, и для всех соседей, когда-либо протягивавших руку к нашим землям. Представитель этого единства, московский великий государь, самодержец всея Руси, стал в отношении к земству¹ на недосягаемую высоту, о которой едва ли помышляли наши далекие предки.

Похороны древнеславянского князя. С фрески Г. Семирадского

Ничего соответствующего этому «пресветлому царскому величеству» в древней нашей жизни мы не видим. Правда, идея царя была хорошо знакома нам еще с первых веков нашей истории, особенно когда деятельны были наши связи с Византией. Царь греческий представлялся для нас типом самодержавной, ничем не ограниченной власти, типом высокого и великого сана, к которому доступ сопровождался изумительной для простых глаз торжественностью и обстановкой несказанного блеска и великолепия. Обо всем этом мы получили достаточное понятие еще со времени варяжских походов на Царьград². Понятие это не угасало и в последующие века, особенно распространяемое духовенством, греческим и русским, в связи с их частыми отношениями с Царьградом Книжные люди тех веков, обыкновенно тоже церковники, изредка приписывали этот титул и русским князьям из желания наиболее возвысить их сан и значение, по крайней мере в собственных глазах, из желания сказать нечто верноподданническое в похвалу доброму князю.

Позднее тем же титулом мы стали величать царя Ордынского, потому что как же иначе, т. е. понятнее для всех, могли мы обозначить характер ханской власти и характер его господства над нашей землей. Новое явление мы назвали соответственным ему именем, которое как представление давно уже существовало в умах, с давнего времени соединяясь с довольно определенным и знакомым всем понятием. У себя дома, среди своих князей, мы не находили ничего соответствующего этому имени. И если иногда называли их так, то, как мы упомянули, единственно из особой угодливости и подобострастия, которыми большей частью руководилась в своих похвальных словах наша старинная книжность. Тип великого князя Древней Руси не был очерчен резко и определенно. Он терялся среди собственно княжеского рода, дружинников и вечевых городов, пользовавшихся почти равной самостоятельностью голоса, власти и действий. Черты этого типа пропадают в общем строе земли. Он не вдруг приобретает даже имя великого и просто именуется «князем» с прибавлением изредка титула «господин», что показывало только вообще властное его значение. Книжники, вспоминая апостольское писание, присваивают ему иногда значение «божьего слуги», который «не напрасно меч носит, но в месть злодеям, в похвалу же добродеям». Именуют его «главою земли»; но это были представления отвлеченные, собственно книжные; в действительной жизни им мало внимали.

С именем князя повседневные понятия времени соединяли только значение главного судьи и воеводы, хранителя правды и первого воина земли. Когда правда нарушалась поступками князя, он терял доверие, лишался княжества, а иногда и самой жизни. Вообще он был «стражем Русской земли» от врагов внутренних, домашних, и от врагов иноплеменных. За то земля его кормила, и он сам не простирал своих видов дальше права на это кормление. Кормление вместе с тем условливало общее владение землею в княжеском роду и, следовательно, личную зависимость князя, хотя бы и великого, не только от родичей, но даже и от дружинников, потому что и те были участниками кормления и общинного владения землею, участниками в оберегании правды и в защите земли от врагов. Понятно, почему великий князь и для земства становился не более чем наместником, не главой земли, а главой таких же наместников, вождем дружины; понятно, почему и отношения его к земству были так непосредственны и просты. В те простодушные века очень часто слышались на вечевых сходах оживленные речи и споры, в которых люди веча и князь высказывают какие-то братские, совершенно равные отношения. Не станем говорить о том, насколько в этих оживленных беседах обнаруживается сознательно выработанные определения жизни. Может быть, здесь в большей мере высказывается лишь простодушное и прямодушное наивное детство общественного развития, каким отличается вообще первое время в жизни всех исторических народов.