Дом волчиц - [91]

Амара вспоминает о том, что сама Виктория безнадежно преданна Феликсу, но предпочитает оставить свое мнение при себе.

— Не так быстро, — говорит покрывшаяся испариной Кресса, беря Амару за руку. При свете дня она выглядит еще хуже. — И давайте не пойдем слишком далеко.

Несколько забегаловок возле терм уже открыты. Девушки заходят в одну из них и занимают столик, чтобы не есть за прилавком. Хлеб оказывается настолько черствым и сухим, что Амара опасается поранить щеки. Кресса заказывает сладкое вино, чтобы успокоить живот. Она молча, не поднимая взгляд, вымачивает хлеб в вине, чтобы размягчить корку.

— Нельзя вечно закрывать глаза на очевидное, — тихо, чтобы никто не подслушал, говорит Виктория. — Мы все знаем, что ты беременна. Просто скажи, чем мы можем помочь.

Кресса замирает с ломтем хлеба в руке.

— Ничем, — без выражения говорит она. — Никто не может мне помочь.

— Недавно Питана из «Слона» сделала аборт, — говорит Амара. — У нее все прошло благополучно. Давай я узнаю у нее, где она достала травы?

— Нет, — по-прежнему не поднимая взгляд, говорит Кресса. — Я приняла травы, когда забеременела Космусом, но ничего не вышло. Они обошлись мне в целое состояние и только вызвали ужасную тошноту.

Виктория гладит Крессу по плечу, словно пытаясь таким образом стереть ее боль.

— Может, на этот раз Феликс позволит тебе оставить ребенка? — неестественно бодрым голосом спрашивает она. — Хотя бы попросить-то можно.

Плечи Крессы начинают дрожать, и, хотя она не издает ни звука, Амара понимает, что ее подруга плачет.

— Что толку? — шепотом отвечает она, прижимая ладони к глазам, чтобы унять слезы. — Какую жизнь я могу дать ребенку? Кто из него вырастет? Еще один Парис? Девочка, из которой еще в детстве сделают шлюху? Я не смогу на это смотреть, я лучше умру. — Она делает глубокий вдох, пытаясь взять себя в руки. — Кроме того, — ее голос снова становится бесцветным, — он уже сказал мне, что всех моих следующих младенцев будет выбрасывать на городскую свалку. Продажа детей приносит слишком мало денег.

— Возможно, так будет лучше всего, — произносит Виктория. — И это вовсе не значит, что младенец погибнет. Взгляни хоть на меня. Я же выжила.

— Тебе не понять, — отвечает Кресса. — Ты не представляешь, каково это. По-твоему, если я никогда не говорю о Космусе, то никогда о нем не думаю? Я скучаю и тоскую по нему каждую секунду. Все время, каждое мгновение я мечтаю лишь снова увидеть его личико. — Она прикладывает ладонь к сердцу, словно зажимая кровавую рану. — Это постоянная, ни с чем не сравнимая боль. Я не могу отдать еще одного ребенка.

Амара и Виктория переглядываются, не зная, как утешить подругу.

— Может, беременность прервется сама собой, — вполголоса говорит Виктория.

— Может быть, — отвечает Кресса, заливая горе вином. — Может быть.

На обратном пути Кресса отделывается от них, чтобы пройтись в одиночестве. Виктория берет Амару за руку и сжимает ее пальцы, словно утопающая.

Септембер

Глава 32

Привези меня в Помпеи, где любовь сладка!

Помпейское граффити

Амара берет фигу с блюда на столе Друзиллы, чистит ее и наслаждается мягкой сладостью на языке. Приближается октябрь. Руфус лежит рядом с ней, согревая ее своим теплом. С тех пор как его родители вернулись из Байи, они стали проводить больше времени в доме Друзиллы. Руфус заверил ее, что рассказал о ней родителям и ему вполне прилично иметь возлюбленную, но, скорее всего, будет лучше, если они не столкнутся друг с другом в атриуме. У его матери забавные взгляды. По ее мнению, для таких целей достаточно домашней рабыни; она не понимает, что такое влюбленность.

Амара была близка к отчаянию, но Друзилла великодушно предложила к их услугам собственный дом. Разумеется, Руфус ей платит. Наверное, здорово сдавать комнаты, а не собственное тело. Она берет со стола еще одну фигу. Сегодня к ним впервые присоединилась Дидона, и жизнь кажется почти счастливой.

— Значит, вы оба карфагеняне? — спрашивает Друзилла, обращаясь к Дидоне и Луцию — богатому молодому человеку, которого пригласила, чтобы с ней свести. Амара подозревает, что он один из бывших любовников самой Друзиллы.

Луций, приподняв бровь, шутя обращается к Дидоне на непонятном языке. Дидона радостно смеется и отвечает на том же наречии. Он довольно улыбается на ее слова и снова поворачивается к Друзилле.

— Похоже на то.

— Как чудесно! — Друзилла хлопает в ладоши. — Какое совпадение!

Сидящий рядом с ней Квинт со вздохом закатывает глаза. Амара никак не может понять, зачем Друзилле — самой обаятельной девушке, которую она когда-либо встречала, — нужен такой заурядный любовник. Должно быть, он куда богаче, чем она думала.

— Вся моя родня родом из Карфагена, — говорит Луций с акцентом, лишь отдаленно похожим на акцент Дидоны. Амара предполагает, что он стоит намного выше ее по общественной лестнице. — Меня сослали в Италию заниматься семейным делом. У нас есть в Кампании несколько точек.

— Ты, наверное, скучаешь по родине, — со смутной тоской произносит Дидона.

Луций отвечает по-карфагенски, очевидно, сделав ей комплимент, и она с улыбкой опускает глаза.

— Тебя ведь похитили? — спрашивает ее Руфус. — Значит, тебя продали незаконно! Я совершенно уверен, что и тебя тоже, — обращается он к Амаре. — Невозможно из дочери врача превратиться в рабыню, ведь так? — Он обводит всех взглядом.