Дом волчиц - [89]

Все принимаются обсуждать Амару, будто неодушевленную вещь, обращаясь только к Феликсу. Сама она не произносит ни слова, опустив взгляд на его ладонь на своем бедре.

— У меня в лупанарии таких подстилок сколько угодно, — говорит Феликс. — Позже сможете попробовать любую.

Они теряют интерес к Амаре и переходят к делу. Должно быть, уже светает; от изнеможения она готова прислониться головой к стене и уснуть.

— Кажется, башмачник не желает платить, — говорит мужчина, худой и вертлявый, словно горностай. — Мы с таким трудом поддерживаем безопасность улиц, и где его благодарность?

Мужчина с белым шрамом смеется, но Феликс недовольно мрачнеет.

— Возможно, ему требуется небольшое напоминание. Постарайтесь не переусердствовать. — Амара понимает, что речь идет не о ссудах. — Лучше, если этим займется кто-то, кого он еще не видел.

— Я знаю, кого послать, — с кивком говорит Горностай.

Разговор переходит от делового к шутливому и обратно: кто будет платить, кого требуется убедить, как прошли последние игры на арене, кто лучшая портовая шлюха. Амару не удивляет, что Феликс замешан в вымогательстве, но ее беспокоит, что он идет на такой риск. Казалось бы, он и без того зарабатывает достаточно. Что если кто-то захочет ему отомстить? Можно ли доверять всем в этом трактире? Она надеется, что никто не проследит его связь с лупанарием.

Время ползет томительно медленно, и Амара чувствует себя призраком. Ладонь Феликса — единственное, что физически связывает ее с действительностью. Памятуя его слова о демонстрации товара, она не смеет забыться дремотой. Время от времени она ловит взгляд кого-нибудь из мужчин и многозначительно указывает глазами на Феликса, напоминая им, кто она такая и что они могут получить.

Когда Феликс наконец встает и рывком поднимает ее на ноги, Амара едва не плачет от облегчения. Двое мужчин, кое-как держащихся на ногах, возвращаются в бордель вместе с ними, решив воспользоваться предложенной Феликсом скидкой. Ей жаль девушек, которым придется их ублажать. Она с облегчением смотрит, как бандиты удаляются по темному коридору лупанария, зная, что они идут не к ней. Усталость притупила в ней чувство вины. Она вслед за Феликсом поднимается в его относительно безопасные покои.

На верху лестницы он берет Амару за запястье и, смерив оценивающим взглядом, отпускает.

— Пришли мне Париса, — говорит он и уходит.

Она спешит в чулан и легонько подталкивает ногой спящего Париса.

— Вставай. Тебя вызывает Феликс.

Парис по-кошачьи подпрыгивает, сбросив с себя покрывало.

— Сейчас? — невнятно переспрашивает он. — Хозяин вызывает меня прямо сейчас?

— Прости, но так он сказал, — отвечает она, направляясь в свой угол.

Парис издает придушенный всхлип, полный отчаяния, и выскальзывает за дверь. Амара провожает его взглядом, не испытывая ничего, кроме облегчения, что не оказалась на его месте, и засыпает, едва коснувшись головой бугристого мешка фасоли.

Она просыпается от ощущения, что кто-то склонился над ней, и, открыв глаза, видит Париса, нагнувшегося к самому ее лицу.

— Пора в лупанарий, сука, — шепчет он.

— Отойди от меня! — Амара отталкивает его, и он с глухим стуком приземляется на спину. — Что на тебя нашло?

Парис отряхивается, сердясь, что оказался в глупом положении.

— Это ты виновата в том, что случилось ночью, — злобно оскаливается он. — Почему ты не могла ублажить Феликса? Ты все равно не спала. И тебе это ничего не стоит. Ничего. — Его голос становится пронзительным. — Ты ведь здесь только для этого, а больше от тебя нет никакой пользы!

Парис умолкает, пытаясь овладеть собой. Его глаза полны слез, впалая грудь тяжело вздымается. Амара думает обо всех муках, выпавших на долю этого мальчишки. Бедняга вырос в лупанарии, со страхом наблюдая, как обращаются с его матерью, а затем и сам сделался предметом похоти. Другие мужчины — даже Галлий, чьего уважения он так отчаянно добивается, — обливают его презрением.

— Мне жаль, что он причинил тебе боль, — ровным голосом отвечает Амара, не желая еще больше унижать его своим сочувствием. — Но ты сам знаешь, что это не моя вина. Феликсу никто не указ.

— Признайся, он ведь даже не трахает тебя, когда вызывает в кабинет? — Приняв ее молчание за согласие, Парис от досады пинает стену. — Все эти годы я мечтал, чтобы он доверил мне дела, а он взял и предпочел тебя. Как будто это я женщина. — Парис выплевывает слово «женщина» брезгливо, словно ругательство, оскверняющее его рот.

Амара не возражает, что Парис был бы не слишком полезен Феликсу со счетами, ведь он даже не умеет читать.

— Это не продлится вечно, — говорит она. — Он не будет так обращаться с тобой вечно. Я уверена, что он тебе доверяет.

Парис, закусив губу, смотрит на нее. Она чувствует, что он хочет открыться ей, что одиночество распирает его изнутри, но ему мешает гордость. Он пренебрежительно дергает плечом.

— Сегодня никто не платит за то, чтобы ты оставалась здесь, так что убирайся-ка назад в лупанарий, где тебе самое место, и оставь меня в покое.

Амара устало встает. Кажется, будто она проспала всего пару часов. Парис явно постарался разбудить ее как можно раньше.