Дом Витгенштейнов. Семья в состоянии войны - [87]

Представ перед судьями, все трое согласились, что сначала они солгали. Они провели две ночи в полицейском участке, а потом их перевели в национальную тюрьму. Судьба адвоката с улицы Кольмаркт неизвестна. Тем временем Антон Гроллер, а также племянники и племянницы, включая жену Арвида Клару, лихорадочно искали способы освободить их под залог. Требовалась огромная сумма, и на шестой день Гермину и Арвида освободили.

Без жены Макс Зальцер разбушевался, и его брат, дочь и слуги сделали все возможное, чтобы отвлечь его играми и развлечениями. Ему сказали, что Хелена больна и ненадолго уехала из дома, чтобы его не заразить. Больше всего они боялись, что он прочтет о скандале в газетах и с ним случится приступ гнева и стыда. Хелену освободили, как только до полицейского участка в Гмундене дошли новости, что Гермину и Арвида выпустили из тюрьмы в Вене. Только Гретль оставалась за решеткой. В душе Гермина считала, что это ее вина. Однажды ночью она закричала из окна своей камеры: «ГРЕТЛЬ!», чем только вызвала подозрение охраны. Но причина была не в этом.

Почему ее держали дольше, чем остальных, и в гораздо худших условиях, неизвестно; но к тому времени, когда Гретль освободили, она была в ужасном состоянии, с ней действительно обращались очень грубо. Она постоянно требовала встречи со своим другом, Джоном Хайесом Лордом, дипломатом в американском консульстве. Лорд и и его жена-аристократка, любительница тенниса англичанка Марджори были друзьями Стонборо с 1920 года, когда он работал в американском консульстве в Базеле и помогал Гретль в акции со сгущенным молоком. Они с женой поддерживали дружбу и с Джи в Вашингтоне, что отчасти может объяснить письмо, присланное в то время в Washington Post, высоко оценивающее работу венского Генерального консульства:

Сэ р,

Вернувшись из путешествия за границу, могу ли я надеяться на гостеприимство ваших страниц и засвидетельствовать мое восхищение работой наших дипломатических и консульских представителей в Германии.

Я хочу обратить особенное внимание на Генеральное консульство в Вене… Я уверен, что чиновники и персонал консульства, с их серьезными начинаниями, симпатией и лояльностью, приводят демократические идеи в действие и являются эталоном американизма среди дикой лжи и научного садизма.

Дж. Дж. Стонборо[436]

Когда Джон Лорд прибыл в тюрьму, он устроил настоящее шоу, возмущаясь жестокими условиями, в которых содержится Гретль, и требуя, чтобы немедленно позвали ее личного врача. В конце концов ему удалось ее освободить, но оба паспорта — и американский, и фальшивый югославский — были конфискованы, и ей приказали оставаться в Вене, пока ее дело не будет рассмотрено в суде. К тому времени, когда Гермину (шестидесяти трех лет), Хелену (пятидесяти девяти) и Гретль (пятидесяти шести) наконец освободили из заключения, они тряслись от страха. Хелена ужасно волновалась. В тюрьме она отказывалась есть, и теперь выглядела бледной и истощенной; Гретль, все еще с воспалением легких, впала в лихорадочную депрессию, а Гермина не могла больше ничего делать, кроме как с утра до вечера сетовать на судьбу. Рождество в том году было для Гретль угнетающим.

Это было первое с 1925 года Рождество без Пауля и Людвига, Джером был мертв, оба родных сына — в Америке, и один из усыновленных — в Берлине. С ней была только секретарша и второй мальчик Застроу, он делился с ней шоколадом и пряниками и отвлекал от мрачной перспективы предстоящего похода в суд. «Для семьи настали трудные времена, — писала Гермина Людвигу, — великая расплата и проверка всех наших отношений, не говоря уже об опасностях извне. Иногда я все ясно вижу перед собой и думаю: камня на камня не останется»[437].

Хорошая новость заключалась в том, что когда наконец пришла повестка, в ней не было имени Хелены, раз она не участвовала в изначальном подлоге, — да и к лучшему, ведь теперь она могла спокойно присматривать за больным мужем. Слушания назначили на начало апреля 1939 года. Натасканные адвокатом, господином Корнишем, Гермина и Гретль выучили свои выступления в суде наизусть. Слушания уже было начались, две леди и их племянник сидели, заламывая руки, на скамье подсудимых, как вдруг объявили, что в соответствии с новым антиеврейским декретом господину Кор-нишу запрещено их представлять. Тем временем Арвид заручился услугами высокого седовласого, умеющего хорошо говорить, зловещего адвоката, занимавшегося делами высшего класса, по имени Альфред Индра.

Судья предложил Гретль и Гермине отложить слушания, пока они не найдут себе другого, арийского адвоката, но они выбрали защищаться самостоятельно. Гермина потом назовет это удачным поворотом, потому что «внешний вид и манера речи были нашей лучшей защитой, гораздо лучше всего, что мог сказать в нашу пользу явно еврейский адвокат»[438]. Каждый в свою очередь давал показания, и Гретль снова взяла на себя всю ответственность. Арвид и Гермина тоже признали свою вину. Да, они купили фальшивые паспорта с целью обмануть государственную пограничную полицию; да, они собирались уехать, не заплатив Reichsfluchtsteuer,