Дом Витгенштейнов. Семья в состоянии войны - [80]

.

Но, вероятнее всего, Гретль с Видеманом познакомила его любовница, наглая принцесса Стефания фон Гогенлоэ-Вальденбург-Шилингфюрст, которая в начале апреля вращалась в тех же дипломатических кругах в Вашингтоне, что и Гретль. Женщины встречались раньше в Вене и в Париже. В каком-то смысле они были соперницами — у обеих был дом в Вене, обе хлопали ресницами в том же небольшом кругу видных дипломатов и обе активно искали применение своим связям для собственного стратегического преимущества. Принцесса (у нее был незаконный сын от Франца Сальватора Австрийского из Тосканской ветки, члена той же семьи, которая сдавала, а после продала Виллу Тоскана в Гмундене семье Стонборо) стала любовницей Фрица Видемана, чтобы быть ближе к Гитлеру, с которым она познакомилась, когда выступала послом британского газетного магната лорда Ротермира.

Гитлер ненадолго увлекся принцессой Стефанией, но к тому времени, как Пауль и Гретль пришли на встречу с Фрицем Видеманом, он узнал, что она еврейка, любовница его адъютанта и, по словам его советников, может оказаться двойным агентом. В разговорах он называл ее «пугалом»[414], добавляя: «Я предпочитаю дружелюбную маленькую кухонную распутницу политически настроенной леди!»

Видеман объяснил Паулю и Гретль, что фюрер относится к нему с неприязнью и что он не может устроить аудиенцию, поскольку сам со дня на день ожидает отставки. Он организовал им встречу с оберштурмбанфюрером СС Куртом Майером, возглавлявшим Бюро генеалогических исследований Рейха на улице Шифбауэрдамм в нескольких кварталах отсюда. Вскоре после встречи Гитлер уволил Видемана и отослал его немецким консулом в Сан-Франциско. Гретль позже признавалась, что он ей очень понравился, несмотря на то, что не очень-то и помог.

В Бюро генеалогических исследований Пауль и Гретль познакомились с Куртом Майером. У него была степень доктора исторических наук, он руководил коллективом, состоявшим из 81 мужчины и 42 женщин, большинству из которых было по двадцать-тридцать лет. Они разгребали лавину запросов на арианизацию от отчаявшихся еврейских семей. К концу войны Майер и его бюро просеяли 52 000 запросов и одобрили менее 10 % из них.

Майер сидел за столом и вежливо перелистывал бумаги Пауля и Гретль. Он выслушал их аргументы, но пришел к выводу, что прошлые заслуги семьи Витгенштейн не имеют никакого значения: трое из их бабушек и дедушек евреи, и поэтому им придется принять официальный статус Volljuden (полных евреев). Оставалась единственная надежда: доказать, что один из их предков является незаконным сыном или дочерью арийца, и в таком случае они имеют право на получение статуса Mischling, или полукровки, что хотя и неприятно, но по крайней мере освободит их от более репрессивных законов, применяемых к Volljuden: «Второй арийский предок имеет большое значение»[415], — сказал он.

Среди многочисленных родственников — дядь, теть и двоюродных братьев и сестер — давно ходили слухи, что предок Витгенштейнов, дедушка Пауля и Гретль, Герман Христиан Витгенштейн был внебрачным сыном немецкого аристократа, предположительно принца Георга Генриха Людвига, распутника, наследника княжеского дома Сайн-Витгенштейн-Берлебург. Хорошенькая еврейская девушка (как гласит история) по имени Брейндель Брандель или Бернардина Симон, работавшая в домохозяйстве принца Георга в Ласфе, забеременела от него (или от его брата), и чтобы скрыть скандал, ее заставили выйти замуж за земельного агента и личного секретаря принца, Моисея Майера, и уехать с ним в другое поместье Витгенштейнов, где она и родила ребенка. И здесь, в Корбахе, 12 сентября 1802 года Герман Христиан Витгенштейн появился на свет. При рождении его так не звали: вероятно, его называли Хирш (или Херц) Моисей Майер. Исполняя наполеоновский декрет от 1808 года, по которому евреям приказали взять фиксированные фамилии, семья взяла фамилию Витгенштейн, и в 1839 году сын Моисея Майера Хирш обратился в христианство, взяв имя Герман Христиан Витгенштейн.

На Шифбауэрдамм Курт Майер в самой вежливой форме заверил Пауля и Гретль, что лучше всего им заняться этой линией исследования и нанять профессионального генеалога, который нашел бы записи в Корбахе и в Ласпе. Оба не одобряли такой план (их отец Карл с юмором опроверг связь с Сайн-Витгенштейнами, назвав себя mein Wittgenstein в отличие от sein Wittgenstein[416]), но теперь, кажется, это был их единственный шанс. Типичная безумная политика нацистской партии: в июне 1938 года висевшая на волоске безопасность человека, его дочерей, братьев, сестер, племянников, племянниц и двоюродных братьев и сестер зависела от того, кто с кем спал в январе 1802 года.

55 Контратака

Однажды Гретль сказала двоюродному брату Карлу Менгеру: «Я хочу, чтобы меня запомнили как дочь своего отца, сестру своих братьев и мать своих сыновей»[417]. Заметен пропуск в этом списке: нет желания, чтобы ее запомнили как жену своего мужа. В июне 1938 года она развелась с Джеромом и практически порвала с ним. Однако она оставалась верной и позволяла приезжать к ней в Гмунден или в Вену. Она давала ему денег. Во время аншлюса он был в австрийской столице. Джером тут же понял, что из Рейха нельзя будет вывезти ни деньги, ни ценности, и что его роскошному экстравагантному парижскому стилю жизни пришел конец. Он вернулся во Францию, чтобы продать мебель и картины. Из Парижа он мог отправиться прямо в Америку, но ему стало неуютно от этой мысли, и он вернулся в Вену. Там он впал в безумие отчаяния, страшась нищеты и неминуемой войны. Говорят, он страдал от «серьезной онкологической болезни», что углубило его отчаяние, но не все разделяют это мнение. Во всяком случае, он пал духом и 15 июня он вышел из себя, никто уже не вспомнит почему, и выстрелил себе в голову из охотничьего ружья на вилле Тоскана в Гмундене. Гретль приехала незамедлительно, чтобы не дать новостям о самоубийстве просочиться в газеты. Редактор местного