Дом Витгенштейнов. Семья в состоянии войны - [79]
30 апреля Гретль вернулась из Америки. Она ненадолго остановилась в Париже, чтобы срочно встретиться с Людвигом и навестить Джерома. К тому времени, как она приехала в Вену, ее переполняли светлые идеи о том, что нужно сделать. Всю свою сознательную жизнь она общалась с дипломатами, политиками и высокопоставленными людьми, и теперь, в минуту национального и семейного кризиса, чувствовала, что наконец-то сможет проявить свою энергию и способности. Сначала она утверждала, что Пауль, отправившись к венским властям, только потерял время, там ведь сидят мелочные крючкотворы, а она знает людей поважнее в высших эшелонах НСДАП в Берлине. К ним и нужно обратиться с правильно составленным досье, где будут перечислены все стоящие патриотические достижения семьи.
Гермине поручили собрать информацию. Она написала Людвигу и спросила его, не добавит ли он веса их заявлению, прислав ей список медалей, военных подвигов и благотворительных акций. По всей видимости, опасаясь, что это поставит под угрозу его собственное заявление на британское гражданство, Людвиг ответил Паулю:
Я не присоединюсь к вам в этом заявлении, однако я уверен в его справедливости для вас. Конечно, сошлитесь на мою военную службу и т. д.; только это не должно вести к недопониманию, что я тоже участник вашего ходатайства. С любовью и наилучшими пожеланиями, ваш Людвиг[410].
Целью досье Гермины было «доказать немецкую и христианскую природу семьи Витгенштейнов и многочисленные заслуги членов семьи перед Отчизной»[411]. Рядом с аккуратно вычерченным семейным древом было указано, что Витгенштейны желали бы и впредь вносить благотворительные пожертвования и «делать все, что в наших силах, чтобы доказать, что мы сохраняем тот же подход к общему благу нового режима, несмотря на то, что семейное имущество значительно уменьшилось вследствие мировой войны и инфляции». Указать список военных достижений Пауля и некоторых его не столь секретных пожертвований было несложно, но чтобы узнать что-нибудь о военных наградах Людвига, Гермине пришлось написать его армейским друзьям. Что касается военной карьеры Курта — решили не упоминать о том, что солдаты отказались подчиниться его приказу, поэтому в досье просто говорилось, что он храбро сражался и застрелился, чтобы избежать итальянского плена. Что касается списка благотворительных пожертвований, подтвердить их тоже оказалось проблематично. При близком рассмотрении Гермина обнаружила, что огромное количество денег было растрачено — миллион крон, которые Людвиг пожертвовал на суперпушку, ушли неведомо куда; миллион на благотворительность от Курта пропал; 600 000, которые доктор фон Эйсельсберг взял на исследования рака, использовались по другому назначению. Гермина нашла множество подобных примеров, и каждое новое открытие ранило ее. Когда власти обнаружили, что ее отец пожертвовал 40 000 флоринов на строительство здания «Золотой капусты» (выставочного зала венского сецессиона) в 1898 году, то потребовали убрать памятную доску, подтверждавшую этот акт еврейской щедрости. «Евреи, которые становятся филантропами и жертвуют деньги, просто свиньи, — сказал Гитлер в разговоре. — Очень хитро с их стороны делать такие вещи. Тогда арийцы говорят то, что они хотят услышать: „Видите, есть же хорошие евреи!“»[412]
В начале июня Пауль и Гретль с «красивым» досье Гермины отправились в Берлин, динамичную и космополитичную столицу гитлеровского Рейха. Здесь, в логове льва, где находилась штаб-квартира нацистской партии, евреи чувствовали себя в большей безопасности, чем в Вене. С того момента, как Пауль и Гретль сошли с поезда на берлинском Анхальтском вокзале, они заметили, что в Берлине не все носят значки и нарукавные повязки со свастикой, как в Вене, а красная краска не размазана по витринам еврейских магазинов. Здесь евреям все еще разрешают ходить в театр и кино, в рестораны и кафе, владеть магазинами и обслуживать там покупателей-арийцев. На Курфюрстендамм, главной торговой улице Берлина, только на одной лавке висел знак, повсеместный в Вене: «Евреям входить запрещено». Резко контрастируя со столицей Германии, Вена теперь казалась грубым провинциальным болотом.
Гретль удалось организовать встречу с капитаном Фрицем Видеманом, адъютантом Гитлера, в ведомстве канцлера (Берлин, W8). Возможно, помогли Додды. Уильям Додд, американский посол в Берлине, знал и Джерома, и Гретль, а его дочь, Марту Додд, видели на вечеринках в Вашингтоне с Джи. Посол Додд ненавидел всех нацистов, за исключением Германа Геринга, и уехал из Берлина в декабре 1937 года. Марта, его дочь, тоже не любила Видемана, она описывала его в своей книге Through Embassy Eyes так: «Он источал эротизм. Его крупное лицо с очень густыми бровями, добрыми глазами и чрезвычайно низким лбом, выглядело скорее привлекательно… но у меня создалось впечатление, что это необразованный, примитивный человек, наделенный изворотливостью и хитростью животного, и совершенно лишенный тонкости и деликатности»
