Дом Витгенштейнов. Семья в состоянии войны - [68]

Надеюсь, концерт покажется вам удовлетворительным с точки зрения пианиста и с точки зрения баланса между фортепиано и оркестром. Не могу даже предположить, какое музыкальное впечатление он произведет на вас. Трудная проблема! Вы музыкант XIX столетия — а я XX века. Я пытался сделать его насколько возможно прямолинейным, вы же, в свою очередь, не судите слишком поспешно, и если какие-то отрывки покажутся сначала трудноперевариваемыми, не торопитесь выносить суждений, подождите немного. Если у вас есть предложения по улучшению работы, пожалуйста, не медлите и сообщите мне[354].

Если верить автобиографии Прокофьева, Пауль ответил прямо: «Спасибо за ваш концерт, но я не понимаю ни одной ноты и играть не буду»[355]. Письмо с тех пор пропало, и хотя Пауль вполне мог написать такие слова, в письме содержалось определенно больше, поскольку композитор и пианист остались в теплых и сердечных отношениях. В письме через три года Прокофьев спросил, не будет ли тот против, если он преобразует свою работу в концерт для двух рук. «Учитывая прекрасные отношения, которые существуют между нами, и не желая делать что-то неприемлемое для вас, я подумал, что сначала надо посоветоваться с вами»[356]. Пауль ответил, что Прокофьев не прав, если думает, что концерт ему не понравился. «Это не так, — писал он. — Ваш концерт, или по крайней мере его значительная часть, мне понятен, но существует огромная разница между стихотворением, которое мне не нравится, и стихотворением, которое я не могу понять до конца»[357].

Когда Прокофьев передал работу, Пауль подтвердил запиской, что пришлет 3000 долларов — оставшуюся часть гонорара. Ответным письмом Прокофьев его поправил: «Вы должны мне не 3000 долларов, а 2250 — то есть 2500 минус 10 %, которые берет Кугель [ваш агент]»[358]. До этого момента Пауль понятия не имел, что Прокофьев и Астров согласились на 5000 долларов. Агент сказал ему, что гонорар составит 6000 долларов с выплатой двумя частями. Когда Пауль обнаружил план ограбить его на 1000 долларов, то пришел в ярость и тут же уволил агента. Вскоре после этого он подписал договор с музыкальным журналистом и импрессарио Паулем Бехертом, и когда тот бежал в Америку в декабре 1932 года, не оплатив своих долгов, Пауль временно остался вообще без представителя.

Немало часов Пауль провел за работой Прокофьева, но так и не понял музыку и никогда не исполнял ее. Первое исполнение (пианистом был Зигфрид Рапп) состоялось в Берлине в сентябре 1956 года — через три с половиной года после смерти композитора. Что касается версии для двух рук, Прокофьев так за нее и не взялся, и все еще сомневался по поводу качества работы: «У меня у самого не установилась точка зрения на нее, — писал он в автобиографии, — иногда она мне нравится, иногда нет»[359].

49 Любовная история

Существовали особые причины, почему Пауль так нервничал во время ссор с Равелем, и о них мало кто мог догадаться. Его подруга попала в серьезную беду. Бассия Московичи[360], молодая красавица-румынка, говорят, была певицей, хотя никаких записей ее выступлений не сохранилось. Ее отец был скромным ювелиром и часовщиком из Бухареста. По всей видимости, Пауль познакомился с ней в ноябре 1928 года — тогда он жил в отеле Athenée Palace в Бухаресте, где он выступал с концертом Борткевича для левой руки. Осенью 1930 года Бассия переехала в Вену. Она стала содержанкой Пауля, он поселил ее на вилле на Вегагассе в 19-м районе Вены. Непохоже, чтобы он собирался на ней жениться: она родилась в бедной еврейской семье, а он, со своим нервным характером, совершенно не годился для семейной жизни. Тем не менее в 1931 году в Austrittsbücher[361] еврейского сообщества в Вене есть запись, что она 25 февраля добровольно вышла из иудаизма. Возможно, последующее обращение в католицизм и принятое при крещении имя Паулина как раз-таки предназначались для того, чтобы ничто не мешало бракосочетанию с Паулем. Жестокий поворот судьбы лишил ее этой возможности.

Летом 1931 года Бассия обнаружила, что ждет от него ребенка. Пауль в отчаянии бросился к сестрам за помощью, и Гретль, с ее добрым сердцем и властными наклонностями, взялась разрешить ситуацию, организовав румынке, которой на тот момент был двадцать один год, тайный нелегальный аборт. Бассия очень хотела ребенка, но Гретль ее запугала и убедила, что аборт — единственный возможный и приемлемый образ действий. Опасная и непрофессиональная подпольная операция на позднем сроке прошла ужасно.

Бассия серьезно заболела и полностью не восстановилась даже к зиме 1931 года, когда у нее обнаружилась опухоль — рабдомиосаркома, распространившаяся по мышцам ее плеча. В начале ноября ей сделали операцию, и опухоль удалили, после чего Гретль пыталась уговорить ее пройти период восстановления за пределами города. Не доверяя ей, Бассия упрямо твердила, что хочет остаться рядом с Паулем, но Гретль, всегда настаивавшая на своем, отправила Бассию в санаторий в Мауэр-Амштеттен в Дункельштайнервальде в 50 милях к западу от Вены, прислав карету скорой помощи к ней на Вегагассе, чтобы врачи забрали ее и отвезли туда. Знаменитая психиатрическая клиника — которую император Франц Иосиф открыл в 1902 году известными словами: «А неплохо быть идиотом в Мауэре!» — пришлась Бассии не по душе. Через несколько дней она выписалась и вернулась в город, жалуясь Паулю, что Гретль просто какой-то злой дух. Но потом рак распространился на легкие, а рана от операции была инфицирована, и началась лихорадка. Он твердила, что Гретль заставила ее сделать аборт и специально отправила ее в грязную больницу, чтобы ей стало хуже. Ничего такого не произошло бы, заявляла она, если бы ей позволили родить ребенка.