Дом Витгенштейнов. Семья в состоянии войны - [64]

.

47 Россия и Равель

Марга отправилась в Нью-Йорк в сентябре 1927 года, чтобы собрать деньги для колледжа Леди-Маргарет-Холл в Оксфорде, и взяла с собой несколько записей, где Пауль исполняет музыку Йозефа Лабора со скрипачкой Мари Зольдат-Рёгер, сделанных при содействии Клары Витгенштейн. Клара, на три года младше Карла, была неординарной особой — незамужней тетей, которая питала особый интерес к благополучию племянников и племянниц. Как и Гретль, она поддерживала композиторов и музыкантов и проводила частные концерты в своей просторной квартире на Залезианергассе, в императорском Старом охотничьем замке в Лаксенбурге и в своем летнем фермерском доме в Тумерсбахе. Граммофонные записи, утверждала она, чрезвычайно важны для карьеры музыканта.

В Нью-Йорке Марге удалось посеять семена, чьими всходами должен был стать тур Пауля в США, главным событием которого будет исполнение Panathenäenzug Штрауса в Карнеги-холле с Бетховенским симфоническим оркестром под управлением дирижера-основателя Георгия Заславского. 31 октября 1928 года Пауль исполнил концерт Борткевича в Бухаресте и через два дня должен был отправиться в Америку. Но когда до него дошли новости, что концерт Бетховенского оркестра в Карнеги-холле, на который уже были проданы все билеты, внезапно отменили, он решил не ехать. Называлось две причины отмены выступления в Нью-Йорке. Заславский утверждал, что с ним случился сердечный приступ, а еще говорили, что солист-скрипач Пауль Коханьский отказался выступать, потому что ему не заплатили гонорар. Возможно, эти причины взаимосвязаны. В любом случае Заславский отказался возвращать возмущенным зрителям деньги за проданные билеты, и через несколько недель его оркестр обанкротился.

Успех заказанных Паулем произведений вдохновил многих молодых композиторов прислать ему непрошенные предложения, соображения и даже завершенные работы для левой руки. Более знаменитые люди тоже принимали в этом участие. В июне 1924 года Леопольд Годовский подписал договор на 6000 долларов (с задатком 50 %) на фортепианный концерт для левой руки, но запаниковал — у него не было опыта оркестровки — и в итоге предложил искусный каприз на тему «Цыганского барона» Иоганна Штрауса за 3000 долларов. Годовский написал жене: «Это хорошая музыка — возможно, она слишком хороша для Витгенштейна»[326]. Пауль исполнил ее всего один раз.

В договорах с Корнгольдом, Шмидтом, Штраусом и Борткевичем Пауль настаивал, чтобы детали соглашения держались в секрете. Музыкальный мир мог только догадываться, насколько большие суммы там были указаны, но даже те молодые композиторы, которые ничего не знали о гонорарах, были рады перспективе сотрудничать с Паулем Витгенштейном. Он исполнил некоторые их работы. В феврале 1925 года в Musikvereinsaal он впервые выступил с парафразом на тему «Сказок Венского леса» для фортепиано и оркестра Эдуарда Шютта; получив «Серенаду» и «Вечный двигатель» слепого композитора Рудольфа Брауна, Пауль заказал ему полноценный концерт; квартет Ганса Галя — «ничего особенного», по мнению Пауля, — был впервые исполнен в марте 1928 года, а от концерта Карла Вейгля он отказался. Но ни тогда, ни сейчас эти композиторы не входили в число заметных, а Пауля привлекали более высокие перспективы.

24 февраля 1929 года его пригласили выступить с Panathenäenzug в Париже, и он попросил своего агента, Георга Кугеля, написать Морису Равелю — композитору, находившемуся на пике славы, — и пригласить его на концерт, а также предложить подумать над возможностью написать концерт для Пауля. Равель, уже работавший над другим фортепианным концертом, выразил сожаление, что не может прийти, но спросил, не захочет ли Пауль приехать в гости на его маленькую живописную виллу Le Belvédère в Монфор-л’Амори, в сорока километрах к западу от Парижа. Встреча, кажется, прошла хорошо. Равель согласился изучить некоторые фортепианные композиции для левой руки, включая этюды Сен-Санса и Шопена в обработке Годовского. Перспектива взволновала его. «Je me joue de difficultés»[327], — сказал он и согласился прийти на концерт послушать Panathenäenzug, когда в марте поедет в Вену.

Летом 1930 года Пауль отправился с туром в Советский Союз. Путешествие привело его в концертные залы Москвы, Ленинграда, Баку, Киева и Харькова (родного города Сергея Борткевича), где исполнение им концерта Борткевича вызвало шквал аплодисментов. В Киеве публика пришла в такой восторг, что ему пришлось через два дня повторить программу. Пауль немного говорил по-русски, но он ненавидел русских и русскую культуру с тех самых тяжелых времен плена. Когда один вежливый джентльмен в 1950-х годах в Нью-Йорке спросил, не зайдет ли он посмотреть на прекрасную коллекцию русского антиквариата в его только что созданной «русской комнате», Пауль резко ответил: «Нет, я ненавижу все русское».

Больше всего Пауль ненавидел новый коммунистический режим, вездесущую его пропаганду, нищету, в которую он загонял людей. «Когда черная зависть наряжается равенством, война против привилегий становится боевым кличем»[328], — цитировал он своего любимого венского поэта, Франца Грильпарцера. «Меня приводило в отчаяние вечное русское ожидание, и я бранился на каждом шагу»