Дом свиданий - [32]

— Конечно, не был. Бокал должен быть скорее высокий, чем широкий. Например, бокал для шампанского.

— Но бокал для шампанского слишком хрупкий, его нельзя использовать как оружие, причём смертельное.

— На самом деле, — говорит леди Ава, — его убили другим оружием. Это была инсценировка, чтобы скрыть преступление, создать видимость несчастного случая. Убийца воспользовался китайским стилетом с выдвижным клинком, смазанным ядом. Такой стилет в сложенном виде легко спрятать даже в небольшом кармане или укрыть в ладони. Совершив убийство, он положил тело на осколки хрусталя, чтобы создать видимость, будто смертельная рана нанесена острым осколком хрустального бокала, проткнувшим шею покойного: Маннер якобы упал с бокалом в руке и т. д.

Желая сделать картину более полной, убийца добавил ещё несколько деталей: пустую ампулу от морфия, объясняющую, почему миллиардер потерял равновесие и так странно упал, полураздвинутую стеклянную перегородку, на которую тот, вероятно, налетел, — стена почти невидимая, а по другую её сторону, на письменном столе стоит будильник, стрелка боя которого показывает час его смерти… Зазвенел будильник; чтобы прервать раздражающий звон, Маннер поднялся с качающегося кресла с бокалом хереса в руке; находясь под воздействием наркотика, он не заметил в спешке стеклянной преграды на своём пути. Заботясь о выразительности больше, чем о правдоподобии, режиссёр снимает с трупа обувь и меняет её местами: правую туфлю на левую ногу, левую — на правую. И наконец последний сценический штрих — пером и чернилами покойного, на том самом месте, где писал Маннер, после последних слов, зачёркнутых его неуверенной рукой, отступив на полстроки от конца прерванного абзаца, занимающего почти полстраницы: «поездка дальняя, но не напрасная», режиссёр приписывает, пытаясь воспроизвести раскачивающиеся буквы Маннера: «и обязательная». После чего рисует овальную рыбу с тремя плавниками, треугольным хвостом и большим круглым глазом.

Так обстояли дела, когда Ким вошла в кабинет Старика; стоило ей толкнуть дверь — и она открылась, не запертая, к большому её удивлению, на ключ. Она останавливается посреди прихожей и прислушивается. В доме стоит глубокая тишина. Ким думает, что Маннер сидит за столом в рабочем кабинете, и направляется в ту сторону, двигясь по привычке абсолютно бесшумно. В курительном салоне, отделённом от кабинета наполовину задвинутой стеклянной перегородкой, она видит Старика: он лежит навзничь на полу, растянувшись во всю длину. Голова его повёрнута в сторону, а левая рука сжимает ножку разбитого бокала, проткнувшего ему в момент падения шею. Вокруг видны осколки хрусталя, разлитый херес и кровь, но крови совсем немного. Впившись глазами в лицо умершего, Ким приближается к нему мелкими шажками, тихонько, словно боясь разбудить. Видит крохотную ранку и торчащий из неё осколок стекла, непроизвольно подносит руки к собственной шее и точно в том же месте, как раз над левой ключицей, нащупывает пальцами ещё свежий шрам. В ту же секунду её рот медленно открывается: Ким воет, не отрывая глаза от трупа, и громкий крик разносится по квартире, дому, улице…

Нет-нет, это беззвучный крик, которому не дано вырваться из горла, его не слышно, когда девушка, перескакивая через ступени, бежит по лестнице вниз. На каждом этаже, который она пробегает, открываются двери, и в дверных проёмах возникают чёрные силуэты, резко выделяясь на фоне залитых светом прохожих. Их лиц не различить, но по одежде понятно, что это мужчины. Они выглядывают из дверей и бросаются за девушкой в погоню. Наверняка они уже видели тело Старика или его кровь, просочившуюся сквозь потолок, и уверены, что его убила она. Ким перескакивает через ступеньки, однако её золотые туфельки совершенно бесшумно касаются упругого покрытия; преследователи тоже бегут бесшумно, словно по вате, всё быстрее и быстрее… Но им никак не догнать спасающуюся бегством преступницу, и когда Ким оглядывается, она видит позади себя только тихую и пустую лестницу.

Внезапно рядом с ней кто-то появляется, хотя только что никого не было, и выходит на площадку, где остановилась девушка. К счастью, лестница плохо освещена. Ким неслышно отступает в совершенно тёмный угол и прижимается к стене. Её чёрное платье сливается с темнотой, девушку не видно… Человек, который подходит всё ближе, несомненно её ищет. Это высокий мужчина с бородкой, в великолепно сшитом модном костюме, в руке у него палка с железным набалдашником. Идёт он решительным упругим шагом: палка лишь декоративный элемент, впрочем, может стать и оружием. Когда мужчина подходит совсем близко, Ким на мгновение кажется, что это Старик, но она тут же вспоминает, что убила его. Значит, это не он, однако тех же лет и очень на него похож. Мужчина смотрит направо, налево, пытаясь найти то место, где прячется преступница, хотя девушку он не замечает — она слилась со стеной и затаила дыхание — ноги у неё от страха подкашиваются, и она едва не падает в обморок. Мужчина проходит всего в нескольких шагах, опирается на перила и, перегибаясь, смотрит вниз. Ким не сомневается, что её вот-вот обнаружат, она подносит к губам и заталкивает в рот вчетверо сложенный листок бумаги с компрометирующим адресом, увлажняет его слюной, жуёт, переворачивает языком и снова жуёт до тех пор, пока разбухший и скользкий бумажный шарик не превращается в тягучую тошнотворную массу, которую Ким с отвращением проглатывает. Едва слышное чмоканье, сопровождающее пережёвывание, вероятно, привлекло к себе внимание преследователя: он резко оборачивается и всматривается в темноту. Потом на цыпочках подходит к одной из дверей, прижимается щекой к лакированной створке, прислушивается к тому, что происходит внутри, но не слышит, кажется, ничего, что могло бы его заинтересовать, и снова возвращается к железным, равно отстающим друг от друга прутьям, на которых держатся перила. К ним он тоже прикладывает ухо, словно надеясь услышать предательское дрожание металла. По-видимому, тщетно, потому что он тут же начинает спускаться.