Дом о семи шпилях - [65]

At one of these moments, of less torpid, yet still imperfect animation, Phoebe became convinced of what she had at first rejected as too extravagant and startling an idea.	В один из этих моментов Фиби убедилась в той мысли, которую она сперва отвергала как нелепую и невозможную.
She saw that the person before her must have been the original of the beautiful miniature in her cousin Hepzibah's possession.	Она поняла, что сидевший перед ней человек и есть оригинал прекрасной миниатюры, хранившейся у ее кузины Гепзибы.

Indeed, with a feminine eye for costume, she had at once identified the damask dressing-gown, which enveloped him, as the same in figure, material, and fashion, with that so elaborately represented in the picture.	Действительно, благодаря своей разборчивости в костюмах, она тотчас догадалась, что его шлафрок, по виду, материалу и моде, был тем самым, что изображен на портрете.
This old, faded garment, with all its pristine brilliancy extinct, seemed, in some indescribable way, to translate the wearer's untold misfortune, and make it perceptible to the beholder's eye. It was the better to be discerned, by this exterior type, how worn and old were the soul's more immediate garments; that form and countenance, the beauty and grace of which had almost transcended the skill of the most exquisite of artists.	Это старое, полинялое платье, потерявшее весь свой прежний блеск, казалось, говорило каким-то особенным языком, которому нет названия, о тайном бедствии, постигшем его хозяина.
It could the more adequately be known that the soul of the man must have suffered some miserable wrong, from its earthly experience.	Глядя на него, можно было понять, что душу этого человека постиг какой-то страшный удар.
There he seemed to sit, with a dim veil of decay and ruin betwixt him and the world, but through which, at flitting intervals, might be caught the same expression so refined, so softly imaginative, which Malbone-venturing a happy touch, with suspended breath-had imparted to the miniature! There had been something so innately characteristic in this look, that all the dusky years, and the burthen of unfit calamity which had fallen upon him, did not suffice utterly to destroy it.	Он сидел здесь словно под покрывалом разрушения, которое отделяло его от мира, но сквозь которое порой проступало то самое выражение, нежное и мечтательное, какое Мальбон отразил в миниатюре и которое ни годы, ни тяжесть обрушившегося на него бедствия не в состоянии были уничтожить.
Hepzibah had now poured out a cup of deliciously fragrant coffee, and presented it to her guest.	Г епзиба налила чашку восхитительно благоухающего кофе и подала ее гостю.
As his eyes met hers, he seemed bewildered and disquieted.	Встретившись с ней взглядом, он, казалось, пришел в смущение.
"Is this you, Hepzibah?" he murmured, sadly; then, more apart, and perhaps unconscious that he was overheard,	- Это ты, Г епзиба? - проговорил он невнятно, потом продолжил, как будто не замечая, что его слышат: - Как переменилась!
"How changed! how changed!	Как переменилась!
And is she angry with me? Why does she bend her brow so?"	И недовольна мною за что-то... Почему она так хмурит брови?
Poor Hepzibah!	Бедная Гепзиба!
It was that wretched scowl, which time, and her near-sightedness, and the fret of inward discomfort, had rendered so habitual that any vehemence of mood invariably evoked it.	Это был тот самый нахмуренный взгляд, который со временем, от близорукости и постоянного беспокойства, вошел у нее в привычку.
But, at the indistinct manner of his words, her whole face grew tender, and even lovely, with sorrowful affection; the harshness of her features disappeared, as it were, behind the warm and misty glow.	Но эти неясные слова оживили в ее душе какое-то грустное чувство любви, и оно придало всему лицу ее нежное и даже приятное выражение.
"Angry!" she repeated; "angry with you, Clifford!"	- Недовольна! - повторила она. - Недовольна вами, Клиффорд!..

Her tone, as she uttered the exclamation, had a plaintive and really exquisite melody thrilling through it, yet without subduing a certain something which an obtuse auditor might still have mistaken for asperity. It was as if some transcendent musician should draw a soul-thrilling sweetness out of a cracked instrument, which makes its physical imperfection heard in the midst of ethereal harmony-so deep was the sensibility that found an organ in Hepzibah's voice!	Тон, которым она произнесла это восклицание, был жалобным и поистине музыкальным - как будто какой-нибудь превосходный музыкант извлек сладкий, потрясающий душу звук из разбитого инструмента. Так глубоко было чувство, выразившееся в голосе Гепзибы!
"There is nothing but love, here, Clifford," she added, "nothing but love!	- Здесь, напротив, все вас любят, - прибавила она.
You are at home!"	- Вы у себя дома!
The guest responded to her tone by a smile which did not half light up his face.	Гость ответил на ее слова улыбкой, которая не осветила и половины его лица.
Feeble as it was, however, and gone in a moment, it had a charm of wonderful beauty.