Дом над рекой - [20]

Тихонов сидел у костра, положив голову на колени. Зойка смотрела на его исхудавшее, усталое лицо и думала о том, что завтра они расстанутся. Думать об этом было грустно. Поворошив костер, Тихонов обернулся и посмотрел на нее. Она притворилась спящей, но из-под ресницы выкатилась слеза.

— Болит? — шепнул он. — Потерпите, Зоечка.

Она открыла глаза:

— Тихонов, вы… очень хороший. Я всегда буду помнить вас.

— И я тоже, Зоя…

Сколько раз они мечтали, как выйдут на просеку у Ключевого, а все же случилось это внезапно.

Был пасмурный, серенький денек. Они едва ковыляли по густому ельнику, в снежной слякоти. И вдруг совсем рядом, за деревьями, прошла грузовая автомашина. Она все ближе гремела пустым кузовом по разбитой весенней дороге, и они бросились туда сквозь непролазную чащобу елей. Но когда они вырвались к просеке, было уже поздно.

В колдобинах на дороге еще колыхались льдинки, а машина с белым номером на борту грохотала уже далеко, подпрыгивая на ухабах.

Это была прямая дорога в Ключевой — разъезженная, разбитая, в ухабах и выбоинах, в жидкой грязи и лужах, умопомрачительная, таежная, доступная в эту пору разве только тягачам и трехосным «яазам».

Дорога вилась по просеке меж зеленеющих островков молодого ельника. А просека километрах в двух от них упиралась в лысый, с редкими деревьями косогор, облепленный домишками, бараками и сарайчиками. Из труб вился дым. Видна была и контора, и радиомачта, и кирпичные стены котельной, и клуб с телевизионной антенной.

— Ну вот, ребята, мы и вышли, — негромко, буднично сказал Тихонов.

Они постояли, привыкая к мысли, что это действительно дорога на Ключевой.

— Зоя, а если вам подождать здесь? — спросил Махоркин. — Я схожу за машиной.

— Нет уж! Буду я тут под елкой мерзнуть! Дойду как-нибудь.

Они шли по ухабам и лужам и через каждую сотню шагов прикидывали, много ли им еще осталось.

Потом над ними пролетел вертолет Ми-4, но, сколько они ни махали ему шапками, пилот не заметил их. Да и кто будет искать их на просеке в километре от Ключевого; их ищут в далеких, пустынных сопках.

Вертолет косо пролетел над крышами поселка и опустился за конторой, где на аэродромчике блестел лопастями еще один Ми-4 и толпились люди.

— Ладно, сами дойдем, — проворчал инженер, сдвигая на затылок шапку. — Обойдемся без авиации. Придем — и сразу в баню, а потом баранины с гречневой кашей. Правда, Зоя?

Зойка не ответила — она шла и думала о том, что там, в толпе у вертолетов, стоит и Геннадий, и о том, какая будет их встреча.

У самого поселка дорога свернула с просеки в тайгу — на объезд к мосту.

Им не хотелось опять уходить в хмурую чащу, и они побрели дальше по просеке — по талому снегу и ельнику.

Просека выходила к речушке. Под обрывом, среди валунов и коряг, плескалась мутная вода.

На том берегу стоял первый барак. У крыльца сушилось белье, на окнах висели тюлевые занавесочки. Пахло дымом, дровами, жильем.

До жилья было рукой подать — метров сто, а дороги туда не было, лед уже сошел.

Они стояли у берега, жадно вдыхая запах домашнего дыма. Из барака выкатился мальчишка в старой солдатской шапке и отцовских порыжелых сапогах. Зойка помахала ему рукой, он тоже махнул ей и побежал по своим делам: давно привык парнишка к тому, что люди выходят из тайги в прожженных у костров ватниках и с черными скулами.

Они пошли к переправе. Еще с осени на перекате среди валунов была уложена гать и по ней машины перебирались через речушку.

У самых бревен засела в грязи машина — та самая, которая проскочила мимо них по дороге. Распахнув дверцу, шофер смотрел под колеса и рывками переключал скорости: вперед-назад, вперед-назад. Машина гремела и раскачивалась. Колеса с воем выбрасывали водянистый снег.

Водитель сам был в замасленном ватнике и треухе, злой, небритый, грязный, измученный дальним рейсом, с воспаленными глазами и прилипшим к губе окурком. Он тоже не обратил на них внимания — мало ли людей на стройке.

— Здорово! — сказал ему Тихонов.

— Здоров! — небрежно и зло бросил парень. — Помог бы, чем стоять.

— Браток, не дашь закурить?

Водитель одной рукой достал из-за пластмассового козырька мятую пачку «Беломора».

Они все вместе жадно потянулись к папиросам, и тут водитель увидел их опухшие, синие руки и поднял глаза.

Перед ним стояли двое незнакомых исхудавших парней с острыми скулами и невысокая девушка в рваном, старом, прожженном пальто — чем-то знакомая ему девушка с серыми глазами.

Она улыбнулась ему устало:

— Ну вот, Барашков, осталась жива…

— Зоя, вы?! — испуганно заорал водитель, выскакивая из кабины прямо в грязь. — Зоя! Жива! Ребятки, милые! Живы, нашлись! — Он обнимал их, царапая щетиной. — Да берите, берите, ребята, курите, берите все! — Он совал им папиросы и зажигал спички. — Все с ног сбились, ищем вас. Самолетов нагнали. Вот дела, вот дела! А они вот они, сами явились! Четвертые сутки ни вас, ни самолета. Я еще одну поисковую партию отвозил на двадцатый километр. А в тайге туман, погодка дрянь, нелетная. Сами добрались или кто помог? Ой, ребятки, Зоя, пришлось вам горя хлебнуть! Руки-ноги целы? Эх, черт, нечем вас угостить, сам из рейса. Засел я тут к чертям собачьим, подвезти бы вас. А самолет как, грохнулся?