Дом на волне… - [16]
В КАЮТЕ КОКШИ.
Обе женщины сидят за столом, пьют чай и слушают.
Люба. Это же Степан поет. Он для меня поет. Он даже не знает, что я его слышу. Песня такая странная. Что мне делать? Как сказать ему, что я здесь, близко. Что скоро мы будем рядом.
Кокша. Рядом? Скоро? Я же тебе объясняла: у тебя нет документов. На судне о тебе никто не знает, кроме меня и старпома, который тебя провел на борт. Как удастся пройти таможенно-пограничный контроль в России и вывезти тебя с территории порта — это вопрос. Все может закончиться очень печально. Тюрьмой, даже. Для тебя. Для капитана. Для старпома-радиста. Если подключим Степана, то и для него. Чем больше людей втянуто в круг, тем больше это похоже на умышленный сговор. Так что — сиди, моя дорогая. Сиди и не высовывайся. Поняла?
Люба. За что ты меня не любишь? Я мужика у тебя не отбивала. Прячешь — спасибо. Кормишь — спасибо. Что я еще должна? Я же не напрашивалась на эту контрабанду: старпом предложил — я согласилась. А что? А какие у меня были варианты попасть на родину?
Кокша. А ты хочешь на родину? Тебя там ждут?
Люба. Теперь и не знаю. Ждут, конечно. Только я же на заработки уезжала. Меня с деньгами ждут. Паспорт новый куплю и снова уеду — у нас в городе работать негде.
Кокша. А Степа тебе зачем?
Люба. Разве? Разве — зачем? Он — спасение мое. Душа у него — близкая мне, родная. Я его не потяну за собой. Разве я не понимаю: у него работа, жизнь, семья, наверное? (Смотрит на Катерину Сергеевну. Но та молчит.) Наверное, есть семья? Разве я могу мешать его счастью?
Кокша. Ты не обижайся, я не со зла. Я и сама, можно сказать, как и ты — на заработках. Только повезло больше. Степа — чего таить — парень завидный. А только, в нашем положении, никто нас здесь не видит и не замечает. Они, представляешь, целыми днями о дынях говорят, мол, сексуальные очень и очень их соблазняют. Дыни. А я кручусь перед ними с утра до ночи — пирожки, блинчики, тортики, котлетки, отбивные и соляночка, компотик и кофе на мостик — никто. Никто! Я для них — член экипажа. Нет, вру, есть один. Капитан. Не потому, что капитан, а потому что мужик. Спросит он меня потом, когда судить его будут: ты знала, Катерина Сергеевна, чем ваше гостеприимство для меня закончится? Что отвечу? Знала. А только не могла я по-другому поступить.
Люба. А как поступают по-другому? Скажи! Ведь не я первая. Сотни и тысячи бегут из африканских портов на попутных судах. Я знаю! Все в Европу хотят. Думают — там их ждут. Карабкаются на борт, прячутся в трюмах и лодках. Их находят и выбрасывают за борт. В ночь. В волны. К рыбам с медузами. Как — по-другому?
Кокша. Недавно судили в Европе один экипаж, все — бывшие наши. Они выбросили за борт человек 15—20 марокканцев, добивали до смерти. А несколько человек выплыли, их подобрало другое судно. Они и рассказали на суде. А что — суд? Озверели люди? Почему? Собаку на улице жалеют, а человека — в мусорный бак. Почему?
Люба. Почему? В словах запутались. Я столько всяких слов слышала, а где оказалась? Из родного села бежала — никому не нужна. В Африку попала — никому не нужна. Я — русская. Я на родину возвращаюсь. Украли у меня паспорт и деньги. А как мне быть? В полицию идти боюсь — продадут куда-нибудь. Не верю. В посольство — до него добраться надо. Да и тоже не верю — зачем я нужна им? Хлопотно им. Вот и пошла к соотечественнику. По-человечески. А ему — соотечественнику — как отказать мне? Не помочь? Отвернуться? Ты же — не отвернулась!? Не нравлюсь, а рубашку и белье свое дала, не спрашивая. Почему? Объясни! Ответь!
Кокша. Потому что мы бабы. И не спрашивай больше. Договорились?
Люба. Договорились… А можно попросить?
Кокша. Проси.
Люба. Пусть Степа играет по вечерам, а? Попроси его. Намекни ему. Ты ведь можешь?..
Кокша. Могу. (Засмеялась вдруг.) Я все могу, пока на палубе дыни.
Люба. Какие дыни? Что ты на них зациклилась?
Кокша. Наши. Женского рода-племени. Ой, глупые эти мужики, Любка! Просто глупые… дыни их возбуждают, а мы — нет! Мужики — виртуальные стали, хоть плачь. (И расплакалась. Люба прижалась головой к плечу, успокаивая.)
Люба. Я что придумала, Катерина, послушай. Капитана подводить не хочу. Хоть и не знаю его. Просто, по-человечески, не хочу.
Кокша. Ему рассказать — он придумает. Они с дедом — не шаблонные.
Люба. Не шаблонные? Я, между прочим, чемпионкой по прыжкам с вышки была. В институте. Давно. Но умею еще, умею. Точно тебе говорю. Короче: прыгаю с борта. Ты — поднимаешь тревогу: «Человек за бортом! Вижу человека!» Судно останавливается, и меня берут на борт. Так я попадаю на судно второй раз. Легально. Со всеми записями в судовых документах, журналах и прочее, что там у вас есть. А? Я где-то читала, что капитан имеет право регистрировать на борту рождение и смерть. А я? Я — второй раз родилась, можно сказать?
Кокша. Роды твои еще продолжаются, если точно говорить. (Улыбнулась.) А если мы тебя не сможем подобрать? Не увидим? Не найдем — море, волны… Что тогда?
Люба. Судьба, значит. Значит, занимайтесь проблемами боцмана. Что там у него? Жена от него ушла? Или не ушла? Или у него истерика? Мужская слеза от запаха дынь? Поллюции какие-то. От долгого воздержания, наверно. А? Как тебе мой план? Или тебе на меня наплевать? Скажешь прыгать — я прыгну! Море большое, не промахнусь…
В книге несколько циклов. «Африканский капкан» — добротная проза морской жизни, полная характеров, событий и самого моря. Цикл «Игра» — вариант другой жизни, память о другой стране, где в дебрях слов о демократии и свободе, как на минном поле — взрывы и смерть одиноких душ. Цикл «Жажда» — рассказы о любви. Подкупает интонация героев: звучит ли она в лагерном бараке или из уст одесситки и подгулявшего морячка. А крик героини: «Меня томит жажда радоваться и любить!» мог бы стать эпиграфом книги.
Перед вами книга человека, которому есть что сказать. Она написана моряком, потому — о возвращении. Мужчиной, потому — о женщинах. Современником — о людях, среди людей. Человеком, знающим цену каждому часу, прожитому на земле и на море. Значит — вдвойне. Он обладает талантом писать достоверно и зримо, просто и трогательно. Поэтому читатель становится участником событий. Перо автора заряжает энергией, хочется понять и искать тот исток, который питает человеческую душу.
Эта книга — фантастика в реальном мире, фантазии языка, лассо летящей темы, сочная подробность деталей… Ничего нового. Антология жизни в стихах и прозе, в морях и на сцене. Фантастика быть вдвоём, один на один — с автором, с книгой, с самим собой. Здесь, как и в предыдущих книгах, песни на стихи автора. В «Риде-ро» изданы книги Н. Бойкова «Африканский капкан», «Берега и волны» (проза); «Южная женщина», «Дом на волне», «Песчинка, господа поколение» (пьесы); «Так осень тянется к весне» (стихи). Книга публикуется в авторской орфографии и пунктуации.
Эта книга о любви — к морю и ветру, к друзьям и подругам. К жизни, которую каждый живёт и делает сам. Книга о спутниках и попутчиках: звуках и красках, словах и молчании. Когда и снежинка в ладони, и капля дождя, и улыбка прохожего, и кот на заборе — всё это попутчики времени, всё это — опора, надежда, притоки мелодий и сил… Как ветер — внезапно. Как вечер — для встречи. Как утро — для света…
На всю жизнь прилепилось к Чанду Розарио детское прозвище, которое он получил «в честь князя Мышкина, страдавшего эпилепсией аристократа, из романа Достоевского „Идиот“». И неудивительно, ведь Мышкин Чанд Розарио и вправду из чудаков. Он немолод, небогат, работает озеленителем в родном городке в предгорьях Гималаев и очень гордится своим «наследием миру» – аллеями прекрасных деревьев, которые за десятки лет из черенков превратились в великанов. Но этого ему недостаточно, и он решает составить завещание.
Книга для читателя, который возможно слегка утомился от книг о троллях, маньяках, супергероях и прочих существах, плавно перекочевавших из детской литературы во взрослую. Для тех, кто хочет, возможно, просто прочитать о людях, которые живут рядом, и они, ни с того ни с сего, просто, упс, и нормальные. Простая ироничная история о любви не очень талантливого художника и журналистки. История, в которой мало что изменилось со времен «Анны Карениной».
Проблематика в обозначении времени вынесена в заглавие-парадокс. Это необычное использование словосочетания — день не тянется, он вобрал в себя целых 10 лет, за день с героем успевают произойти самые насыщенные события, несмотря на их кажущуюся обыденность. Атрибутика несвободы — лишь в окружающих преградах (колючая проволока, камеры, плац), на самом же деле — герой Николай свободен (в мыслях, погружениях в иллюзорный мир). Мысли — самый первый и самый главный рычаг в достижении цели!
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В жизни каждого человека встречаются люди, которые навсегда оставляют отпечаток в его памяти своими поступками, и о них хочется написать. Одни становятся друзьями, другие просто знакомыми. А если ты еще половину жизни отдал Флоту, то тебе она будет близка и понятна. Эта книга о таких людях и о забавных случаях, произошедших с ними. Да и сам автор расскажет о своих приключениях. Вся книга основана на реальных событиях. Имена и фамилии действующих героев изменены.
С Владимиром мы познакомились в Мурманске. Он ехал в автобусе, с большим рюкзаком и… босой. Люди с интересом поглядывали на необычного пассажира, но начать разговор не решались. Мы первыми нарушили молчание: «Простите, а это Вы, тот самый путешественник, который путешествует без обуви?». Он для верности оглядел себя и утвердительно кивнул: «Да, это я». Поразили его глаза и улыбка, очень добрые, будто взглянул на тебя ангел с иконы… Панфилова Екатерина, редактор.