Дом на краю ночи - [131]
И вот на площади показались первые гости, пилигримами сходили они с тропы и окунались в теплую влажную ночь, снова звучавшую музыкой organetto. Они видели то же, что видел Амедео, когда вышел на площадь сто лет назад, — уютный городок, пропитавшийся терпким ароматом базилика, притаившийся по ту сторону непроглядной тьмы. И вдруг словно чудо: прекрасная статуя, озаренная пламенем сотен свечей, и чуть в стороне — старый-старый дом с освещенными окнами, замерший на самом краю ночи. Лица приезжих выражали восторг и изумление. Наверное, схожие чувства испытывал и доктор, обнаруживший в конце своего долгого путешествия это внезапное чудо.
Гости постепенно заполняли бар, Лена порхала между столиками, принимая заказы. Кофе, шоколад, limoncello, arancello, limettacello, а также limonata, приготовленный по военному рецепту ее бабушки — без сахара, с толикой меда. Бесчисленные чашки с cappuccino, который в «Доме на краю ночи» никогда не заказывали после одиннадцати часов утра, тоже шли в ход. И даже запасы мороженого, несмотря на прохладу, стремительно иссякали, так что Серджо и Джузеппино в кухне спешно запустили аппарат, готовя новую порцию угощения. Рисовые шарики и печенье гости уминали прямо с промасленной бумаги, как это некогда делала голодная девочка Кончетта.
— Откуда взялось столько народу? — дивился Бепе. — И не только туристы, полно итальянцев. Кто все эти люди?
— Так же было и после войны, — заметила Агата-рыбачка. — В трудные времена многие вспоминают о чудесах.
И действительно, гости, приехавшие в этом году, были иные: манеры попроще, одежда поскромнее. Но они все ели и ели. Одних чаевых, которые Лена складывала в коробку из-под четок, набралось за тот вечер столько, что хватало на оплату ежемесячного взноса по кредиту.
— Я готова была накормить их всех бесплатно, — грустно сказала Мария-Грация. — Так мы поступали в прежние времена, когда человек, у которого случилось несчастье, появлялся у наших дверей.
— А почему signor il conte не дал денег тебе? — спросил Роберт. — Вот о чем я думал все эти месяцы. Ведь он помог почти всем.
— Наверное, не сомневался, что мы обойдемся и без его помощи. Бар всегда выживал в конце концов.
На террасу выглянула Лена. Увидела дедушку с бабушкой и подошла к ним.
— Nonna, мне так стыдно, что я поверила слухам о тебе и синьоре д’Исанту. Я должна тебе кое-что сказать. Дедушка уже знает. Я хочу остаться здесь и управлять баром.
Девушка могла бы стать врачом, как ее прадед. И все же в шумной суматохе Фестиваля святой Агаты этот отказ от амбиций не показался Марии-Грации провалом, каким он был бы в большом городе. Что еще могла сделать Лена, как не вернуться домой — как лодка, которую невидимый компас направляет к родным берегам? Что-то во внучке успокоилось, изменилось. На этом острове все знают, что ты сделаешь, еще до того как ты сам это поймешь; здесь старые вдовы осыпают тебя молитвами, воспитывают тебя забулдыги-картежники; здесь рыбаки зовут тебя по имени еще до твоего рождения; на этом острове все еще возможно обладать душой глубокой, как океан, и непроницаемой, как ночная тьма. Мария-Грация понимала, что даже если внучка уехала бы с острова, она возвращалась бы снова и снова — всю жизнь.
Ночь бледнела, отступая перед рассветом. И внезапно все окна на острове распахнулись, в воздухе закружились мириады цветочных лепестков. Жители пригоршнями, охапками швыряли под снова заморосивший дождь лепестки бугенвиллеи и белого олеандра, бегонии и свинчатки. И старик Флавио Эспозито, который всю ночь простоял, дрожа, в густой тени на краю площади, шагнул в этот цветочный шторм. Цветы буйствовали повсюду, танцующие пары замерли в ошеломлении. Откуда-то из-за цветочного занавеса зазвучал голос organetto. Ошалевшие дети носились по площади. Затрещали, рассыпая огни, фейерверки. В рассветную свежесть неба взмыли невидимые, но почти осязаемые призрак Пьерино и дух il conte, вместе устремившись на поиски других берегов. Рыбаки осторожно подняли каменную статую, распрямились, и святая Агата простерла над Кастелламаре правую руку, суля новые чудеса.
Они встретили друг друга на море. И возможно, так и разъехались бы, не узнав ничего друг о друге. Если бы не случай. Первая любовь накрыла их, словно теплая морская волна. А жаркое солнце скрепило чувства. Но что ждет дальше юную Вольку и ее нового друга Андрея? Расставание?.. Они живут в разных городах – и Волька не верит, что в будущем им суждено быть вместе. Ведь случай определяет многое в судьбе людей. Счастливый и несчастливый случай. В одно мгновение все может пойти не так. Достаточно, например, сесть в незнакомую машину, чтобы все изменилось… И что тогда будет с любовью?..
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Эта книга не только о фашистской оккупации территорий, но и об оккупации душ. В этом — новое. И старое. Вчерашнее и сегодняшнее. Вечное. В этом — новизна и своеобразие автора. Русские и цыгане. Немцы и евреи. Концлагерь и гетто. Немецкий угон в Африку. И цыганский побег. Мифы о любви и робкие ростки первого чувства, расцветающие во тьме фашистской камеры. И сердца, раздавленные сапогами расизма.
Каково быть дочкой самой богатой женщины в Чикаго 80-х, с детской открытостью расскажет Беттина. Шикарные вечеринки, брендовые платья и сомнительные методы воспитания – у ее взбалмошной матери имелись свои представления о том, чему учить дочь. А Беттина готова была осуществить любую материнскую идею (даже сняться голой на рождественской открытке), только бы заслужить ее любовь.
Посреди песенно-голубого Дуная, превратившегося ныне в «сточную канаву Европы», сел на мель теплоход с советскими туристами. И прежде чем ему снова удалось тронуться в путь, на борту разыгралось действие, которое в одинаковой степени можно назвать и драмой, и комедией. Об этом повесть «Немного смешно и довольно грустно». В другой повести — «Грация, или Период полураспада» автор обращается к жаркому лету 1986 года, когда еще не осознанная до конца чернобыльская трагедия уже влилась в судьбы людей. Кроме этих двух повестей, в сборник вошли рассказы, которые «смотрят» в наше, время с тревогой и улыбкой, иногда с вопросом и часто — с надеждой.
Страдание. Жизнь человеческая окутана им. Мы приходим в этот мир в страдании и в нем же покидаем его, часто так и не познав ни смысл собственного существования, ни Вселенную, в которой нам суждено было явиться на свет. Мы — слепые котята, которые тыкаются в грудь окружающего нас бытия в надежде прильнуть к заветному соску и хотя бы на мгновение почувствовать сладкое молоко жизни. Но если котята в итоге раскрывают слипшиеся веки, то нам не суждено этого сделать никогда. И большая удача, если кому-то из нас удается даже в таком суровом недружелюбном мире преодолеть и обрести себя на своем коротеньком промежутке существования.