Дом на краю ночи - [130]

Мария-Грация выпрямилась, набрала в легкие воздуха, как это делала ее мать Пина Велла, и сказала:

— Конечно, между нами есть связь. Мы сводные брат и сестра. Вы все об этом знаете. Так что можете наконец говорить об этом открыто, а не шушукаться по углам, как делаете уже почти целый век.

Тут кое-кто из стариков-картежников, считавших себя самыми информированными людьми на острове, сказал, что надо провести тест ДНК и анализ крови, прежде чем утверждать такое.

— Да сделали мы все эти тесты! — выкрикнула Мария-Грация, дав волю раздражению. — Еще три года назад! И Роберт все знал с самого начала! Так что оставьте нас наконец в покое!

— Ну хорошо. — И Валерия предприняла последнюю попытку: — А что ты делала там нынче вечером?

— Я пошла на виллу, потому что граф умирает, — спокойно ответила Мария-Грация. — И на этом Богом проклятом острове нет ни одного человека, который навестил бы его перед смертью.

Мария-Грация поняла, что в своем гневе зашла слишком далеко, ибо она любила этот остров не меньше, чем любой из них. Роберт мягко сжал руку жены. Однако факт оставался фактом: Андреа д’Исанту умирал. Ему было восемьдесят восемь — ровно столько же, день в день, было бы и ее старшему брату Туллио, чей портрет висел на лестнице «Дома на краю ночи». И тихими вечерами призрак Туллио до сих пор витал над козьими тропами, по которым он обожал носиться мальчишкой. Андреа умирал от рака печени. Он был настолько плох, что уже не мог вставать с постели.

Вдовы сочувственно шушукались, уже вовсю жалея несчастного, умирающего в полном одиночестве в огромном старом доме. Музыка на площади внезапно смолкла, и воцарилась полная тишина. Никто не знал, что сказать. Даже Валерия потупилась, пристыженная.

— Мы должны пойти к нему, Мариуцца, — в конце концов подала голос Кончетта. — Мы должны отнести ему дары, как мы носили их его отцу в День святой Агаты. Как мы могли пренебречь такой важной частью празднества?

— Он слишком плох, — сказала Мария-Грация. — Сейчас у него отец Марко и врач, прибывший с материка. И уже совсем поздно. Нас не пустят к нему.

— Мы все равно должны пойти, — настаивала Кончетта. — Это будет правильно.

Андреа лежал в розово-бежевой спальне с херувимами, резвящимися на потолке, на той же кровати, где появился на свет. Правую его руку обвивали четки. Отец Марко бродил по комнате, брызгая святой водой. У кровати собирала свой саквояж докторша. Она складывала стетоскоп с выражением неизбывной усталости на лице, Мария-Грация видела такое же выражение на лице отца, когда он по ночам возвращался от умирающих пациентов. Внезапно комната наполнилась шумом — это без предупреждения ввалились горожане, оставляя на полу мокрые следы.

— Signor il conte! — оглушительно заголосила вдова Валерия. — Мы принесли вам праздничные подношения. Мы узнали всю правду. Мы узнали про то, что вы сделали для нас.

Древний, похожий на черепаху Андреа д’Исанту силился приподняться на подушках, на шее его вздулись жилы. Он оглядел замерших людей, затем откинулся обратно на подушки и смежил морщинистые веки. Тут какой-то смельчак, в нарушение всяческого этикета, выскочил вперед и шлепнул на колени умирающего блюдо с печеными баклажанами. Следом выступил человек с курицей в клетке, которую и сунул ошарашенной докторше. Кончетта сунула под подушку тунца в полиэтиленовом пакете. И тут уж вперед бросились все остальные, а в дверях толкались все новые и новые дарители — все желали проститься со стариком, последним графом Кастелламаре.

Андреа стойко переносил испытание — каждый раз с трудом чуть приподнимаясь, он пожимал руку очередному гостю.

Когда через несколько дней судебные приставы вернулись на остров, уже с предписанием конфисковать имущество графа в счет долгов его банка, на огромной вилле Андреа д’Исанту они не нашли ни мебели, ни старинных картин, ни серебряных канделябров и ни единой хрустальной подвески на люстрах. Потому что все это было перевезено на большую землю и распродано, дабы заплатить за лодочные моторы, прохудившиеся крыши, рыбацкие снасти и старые дома. Сама вилла была продана строительной фирме, банк, охотничьи угодья и пустующие дома тоже разошлись по разным рукам. Но немалая часть былого богатства il conte осталась на земле, которая его породила, перешла к потомкам тех, над кем когда-то властвовал его отец, и на том древний род завершил свою историю.

Когда Мария-Грация и Роберт вернулись домой, дождь наконец совсем прекратился. От бухты по дороге поднималась процессия огней. Это прибыли гости с материка. Возглавлял шествие Энцо.

— Это будет самый грандиозный Фестиваль святой Агаты в истории! — Мария-Грация села на краю террасы и замерла, держа мужа за руку. Он сжимал ее ладонь с той же твердостью, с какой сжимал ее во время войны, когда он был молодым солдатом, а она — юной девушкой, только что избавившейся от ортезов. — Я всегда любила только тебя, ты это знаешь, — сказала она.

— Lo so, cara, — ответил Роберт.

А Лена тем временем судорожно готовила бар к приему новых гостей. Она высушила пол, перемыла посуду, выставила бутылки на стойку, расставила столы и стулья, протерла зеркала до блеска. И теперь, стоя у плиты, опускала в масло рисовые шарики и вынимала их, когда они подрумянивались до идеального хруста. Отец и дядя суетились у нее на подхвате — ну вылитые школяры, к превеликому удовольствию Кончетты, которая после возвращения от