Дом на кладбище - [35]

Рецензия на второй роман Актона Белла, напечатанная 8 июля 1848 года в «Спектейторе», подводит итог критическим рассуждениям о четырех романах братьев Белл, словно бы выстраивает эти романы с «низким оттенком поведения» в один ряд:

«„Владелец Уилдфелл-Холла”, как и его предшественник, свидетельствует о несомненных способностях, использованных не по назначению. На страницах романа ощущается сила, продуманность и даже характер, причем характер необычайно сильный, но в авторе чувствуется болезненная любовь ко всему грубому, чтобы не сказать жестокому…»

Издатели проявляют к братьям Белл с их «болезненной любовью ко всему грубому, чтобы не сказать жестокому», в особенности к Карреру и Эллису, неподдельный интерес. Может быть, у Эллиса Белла, как и у его братьев, тоже есть второй роман? Любопытно было бы взглянуть… Ряд биографов склоняются к тому, что либо Эмили и в самом деле работает в это время над вторым романом, либо он у нее уже написан. Но если даже она его и пишет, то в начале 1848 года работу бросает. Заболевает тяжелым гриппом, грипп осложняется воспалением легких — фамильной болезнью всех Бронте. Не до романа.

И не до поездки в Лондон, куда собираются сестры. Собираются неспроста: в связи с публикацией «Владельца Уилдфелл-Холла» разразился скандал. В июне 1848 года Ньюби выпускает, наконец, второй роман Энн Бронте (за который платит, кстати, всего 25 фунтов), но за подписью Каррера Белла — так роман будет лучше продаваться, да и нет никаких Эллисов и Актонов — все романы, Ньюби уверен, принадлежат на самом деле одному человеку. По давнему же договору с Шарлоттой первоочередное право на издание книг Каррера Белла имеет «Элдер, Смит и компания». Сестрам ничего не остается, как ехать в Лондон, «предъявить себя» Смиту и Элдеру и тем самым раскрыть, наконец, тайну «братьев Белл» и их произведений.

Удивлению, как говорится, не было пределов. Мужчины на поверку оказались женщинами, к тому же робкими, невзрачными, дурно одетыми провинциалками. Неужели это они написали такие яркие, смелые и талантливые «мужские» книги?! Удивлен был и Джордж Смит, он ведь тоже видел своего любимого автора впервые:

«Должен признаться, что по первому впечатлению Шарлотта была скорее интересной, чем привлекательной, — вспоминает Джордж Смит. — Очень маленькая, вид чудной, какой-то старомодный. Голова кажется несообразно большой по сравнению с телом. Глаза красивые, но рот большой и какой-то увядший цвет лица. Женского обаяния в ней нет никакого, и она это сознает и от этого страдает. Как странно, что, несмотря на талант, внешний вид по-прежнему остается предметом ее постоянной тревоги. По-моему, на красоту она променяла бы весь свой гений, всю свою славу. Быть может, мало кому из женщин больше хотелось быть хорошенькой, чем ей, мало кто больше страдал от того, что она не хороша собой».

К Энн Джордж Смит, понятно, присматривался меньше, но очень точно описал и ее:

«Кроткая, тихая, довольно сдержанная, красивой никак не назовешь, но очень к себе располагает. Ведет себя так, словно нуждается в защите и поддержке, и это вызывает сочувствие».

Приняты сестры Бронте были лучше некуда, их развлекали, водили по гостям и художественным галереям, пригласили в оперу на «Севильского цирюльника». Шарлотта, вспоминает Смит, была так потрясена увиденным, что, поднимаясь по парадной лестнице в ложу, невольно оперлась на его руку и призналась шепотом: «Знаете, я к такому совсем не привыкла». Перед отъездом сестрам надарили массу книг и, главное, пообещали, что тайну братьев Белл будут хранить как зеницу ока.

Возвращение не сулило Шарлотте и Энн ничего хорошего.

16

Брэнуэлл допился до того, что несколько раз терял сознание — верный признак белой горячки. О том, в каком он пребывал состоянии, свидетельствует автопортрет, который он незадолго до смерти нарисовал. Стоит голый, на шее петля, очень похож на Патрика Рида, печально знаменитого мирфилдского серийного убийцу, повешенного в Йорке в январе 1848 года. Вдобавок ко всему, нет в округе ни одной пивной, ни одного трактира, где бы он не был должен; иные кабатчики грозят ему судом.

А однажды, когда Брэнуэлл лежал в постели в пьяном угаре, он ухитрился поджечь постельное белье и наверняка бы сгорел дотла вместе с домом и его обитателями, если бы в эту минуту мимо его комнаты не проходила Энн и не попыталась его растолкать. Ей это не удалось, она позвала более решительную Эмили, и та спасла брата, опрокинув на него ведро воды. После этого случая семидесятилетний Патрик, с юных лет, как мы знаем, боявшийся пожаров, переселил сына в свою комнату, чем крайне осложнил себе жизнь: находившийся в белой горячке Брэнуэлл не оставлял отца в покое ни днем, ни ночью.

«Он спал в комнате отца, — записывает Элизабет Гаскелл со слов служанки Патрика Марты Браун, — и вдруг принимался кричать, что его отцу не жить, что до утра умрет либо он, либо отец. Дочери, дрожа от страха, умоляли отца не подвергать себя такой опасности, но мистер Бронте был не робкого десятка, возможно, он считал, что если отнестись к сыну с доверием, а не со страхом, то он возьмет себя в руки. Утром Бронте младший выходил из комнаты и, качаясь, с трудом шевеля языком, говорил: „Мы с бедным стариком провели жуткую ночь. Он-то держится молодцом, не то, что я”. И со слезами в голосе повторял: „Она всему виной! Она!”»