Дом на берегу - [68]

Шрифт
Интервал

В деревне не любят кабанов за разбойничьи набеги на огороды. Немало вреда наносят они буртам на полях.

Но трудности минувшей зимы примирили всех с кабанами. Много их попало в лапы волкам. Много перемерло так, на морозе, осталось лежать на снегу.

Грех брать дикого зверя из леса. Но тут был чрезвычайный случай. Пропал бы. Мерли и не такие кабаны.

Яшка быстро вырос, покрылся густой щетиной. Едешь мимо — по деревне с курами и собаками бегает дикий кабан. Один уходит в лес и приходит обратно. По следу, как собака, ходит за хозяевами на работу, в школу, по грибы.

Никто не знает — уйдет он в лес или останется в деревне. Выберет сытный хлев или голодную свободу…

ЗА РЫСЬЮ

Егерь Никанорыч встает затемно. В деревне еще спят, когда он спускается по морозному крылечку, бросает в снег лыжи и, ступая по глубокой пороше, надолго исчезает в лесу. Тут во все стороны, во все дальние и ближние ельники, ко всякому зверю по приметам проложен путь. Тихо. Две лайки бегут, поглядывая на верхушки елок. Где-нибудь треснет сук, с шумом обвалится с веток пушистый поток.

Нынче охотникам плохо. Глубокий, выше пояса, снег мешает идти. Собаки, как по воде, плавают по сугробам или, высунув язык, плетутся по лыжне, так что не выгонишь искать зверя. А серьезный зверь забился в глухомань, в крепь.

У Никанорыча путь не ближний — хорошо бы поберечь силы, держаться поближе к дороге. Но, взяв ружье, по дороге не ходят. Дело охотника терпеть — десять, двадцать, больше километров проваливаться в снегу, продираться сквозь лес, выслеживать дичь. В охотничьем хозяйстве, на егерском участке Никанорыча, появились хищники. И сразу, как от огня, стали убывать зайцы. Однажды на свежей пороше егерь увидел следы мягких, вкрадчивых лап. Вон оно что! Рысь…

Никанорыч искал ее уже две недели, но рысь куда-то пропала. А в охотобществе его просили обязательно убить зверя. На последних пушных аукционах рысь стала дорогой. Так что давай, егерь, давай…

Целый день он кружил по самым глухим местам, останавливался, слушал, упрямо, с веселой злостью искал рысьи следы. Говорят, рысь иногда бросается с дерева, нападает на проходящих людей. Но егерь, настоящий лесной житель, знал, что зверь прячется, уходит от человека, что рысь, возможно, видела его и пробирается в другой лес.

Начало темнеть. Ельник кончился, в стороне, на холме, показалась деревня Глазуны. Пошли поля, березовые колки. В густом светлом березнике собаки вдруг залаяли и в несколько прыжков очутились на рысьем следу.

След был свежий. Егерь сдернул с плеча ружье, осторожно пошел вперед. Собаки заливались лаем и не делали больше ни шагу. След на снегу неожиданно пропал.

Рысь сидела на березе и, обхватив когтями огромный сук, свирепо сверкала глазами. Егерь подошел еще ближе. Помедлил, последний раз посмотрел на живого врага. Над лесом прокатился выстрел. Страшный хищник, ломая ветки, тяжело рухнул в снег.

Вечером, дома у егеря, мы рассматривали редкого зверя. Это была матерая старая рысь с оскаленной мордой, тяжелыми лапами и острыми, спрятанными в подушечках когтями. Внутри у нее нашли недавно съеденного зайца. Шкуру рыси, толстую, пушистую, с темными пятнами по палевой шерсти, егерь натянул на правилку и поставил к стене.

— Ну вот, — усмехнувшись, подытожил он. — Будет кому-то жилетка…

Вскоре от другого егеря я узнал, что Никанорыч убил еще одну рысь — вторую за зиму.

ОСЕННЯЯ ПЕСНЯ

В октябре, среди дождей и туманов, иногда неожиданно приходит теплый солнечный день. Как последний подарок, эхо, воспоминание лета.

В один из таких дней мы с Вениамином Михайловичем Поляковым сели в его машину и поехали на охоту за зайцами. На заднем сиденье в затылок нам жарко дышали две гончие — матерая Волга и молодая Песенка. По бокам дороги мимо нас плыл и плыл желтый осенний лес.

В деревне Лопатино нас ждал егерь Иван Семенович. Мы забросили на плечо ружья, постояли в тишине на лугу и, договорившись насчет маршрута, вошли в опавший осинник.

Меж деревьев, в холодке, плавали облака тумана. Пахло осиновой корой, листьями, сыростью. Собаки что-то почуяли и бросились искать след. Мы втроем, рассыпавшись сзади, двинулись по шуршащей листве.

Это время года называется у охотников черной тропой, или чернотропом. Весело идти по чернотропу с собакой, переходить из одного в другой лесной остров, стоять на глухих перекрестках, покрикивать, смотреть, слушать.

— Давай, давай, давай, — порскает, приговаривает Поляков. — Давай, Волга, давай…

Умница Волга, чемпионка области, старается изо всех сил. Следом за ней бегает молодая Песенка. Она пока учится — смешно подражает, а то и мешает взрослой собаке, что-то нюхает, куда-то летит, и вся эта беготня за Волгой кажется ей забавной игрой.

— Давай, давай, давай, — эхом, от одного охотника к другому, замирая в лощинах и вырываясь на холмы, звонко летит по лесу. Капает с листьев. Собаки мелькают вдали. Мы идем и долго никак не можем взбудить зайца.

— Давайте зайдем к Городищу, — говорит егерь.

Городище — небольшая деревня в лесу. Три-четыре дома. Зеленое поле на косогоре. Валуны. Мы стоим и с холма молча смотрим кругом — на солнечный лес, озими, холодные дали. Тихо. И вот оно… Где-то совсем рядом вдруг разбудила лес, залилась, застонала от азарта, погнала зайца Волга.


Рекомендуем почитать
Записки врача-гипнотизера

Анатолий Иоффе, врач по профессии, ушел из жизни в расцвете лет, заявив о себе не только как о талантливом специалисте-экспериментаторе, но и как о вполне сложившемся писателе. Его юморески печатались во многих газетах и журналах, в том числе и центральных, выходили отдельными изданиями. Лучшие из них собраны в этой книге. Название книге дал очерк о применении гипноза при лечении некоторых заболеваний. В основу очерка, неслучайно написанного от первого лица, легли непосредственные впечатления автора, занимавшегося гипнозом с лечебными целями.


Бежит жизнь

За книгу «Федина история» (издательство «Молодая гвардия», 1980 г., серия «Молодые голоса») Владимиру Карпову была присуждена третья премия Всесоюзного литературного конкурса имени М. Горького на лучшую первую книгу молодого автора. В новом сборнике челябинский прозаик продолжает тему нравственного становления личности, в особенности молодого человека, в сложнейшем переплетении социальных и психологических коллизий.


Раскаяние

С одной стороны, нельзя спроектировать эту горно-обогатительную фабрику, не изучив свойств залегающих здесь руд. С другой стороны, построить ее надо как можно быстрее. Быть может, махнуть рукой на тщательные исследования? И почему бы не сменить руководителя лаборатории, который не согласен это сделать, на другого, более сговорчивого?


Наши на большой земле

Отдыхающих в санатории на берегу Оки инженер из Заполярья рассказывает своему соседу по комнате об ужасах жизни на срайнем севере, где могут жить только круглые идиоты. Но этот рассказ производит неожиданный эффект...


Московская история

Человек и современное промышленное производство — тема нового романа Е. Каплинской. Автор ставит перед своими героями наиболее острые проблемы нашего времени, которые они решают в соответствии с их мировоззрением, основанным на высоконравственной отношении к труду. Особую роль играет в романе образ Москвы, которая, постоянно меняясь, остается в сердцах старожилов символом добра, справедливости и трудолюбия.


По дороге в завтра

Виктор Макарович Малыгин родился в 1910 году в деревне Выползово, Каргопольского района, Архангельской области, в семье крестьянина. На родине окончил семилетку, а в гор. Ульяновске — заводскую школу ФЗУ и работал слесарем. Здесь же в 1931 году вступил в члены КПСС. В 1931 году коллектив инструментального цеха завода выдвинул В. Малыгина на работу в заводскую многотиражку. В 1935 году В. Малыгин окончил Московский институт журналистики имени «Правды». После института работал в газетах «Советская молодежь» (г. Калинин), «Красное знамя» (г. Владивосток), «Комсомольская правда», «Рабочая Москва». С 1944 года В. Малыгин работает в «Правде» собственным корреспондентом: на Дальнем Востоке, на Кубани, в Венгрии, в Латвии; с 1954 гола — в Оренбургской области.