Дом на берегу - [65]

Волк сделал прыжок, молнией бросился в сторону. Но спасти его уже ничто не могло. Егерь выстрелил так, что девять из двенадцати картечин насквозь прошили мощную волчью грудь.

В это время вслед за собаками к нему подлетела уже вся остальная стая. Потеряв вожака, она, видимо, не знала, что делать. Егерь выстрелил в молодую волчицу, которая наседала на Динку. Волчица тоже упала — картечина пробила ей голову.

Следующее мгновение было для егеря не из самых приятных: он стоял среди волков с незаряженным ружьем. Немногие в таких обстоятельствах умеют не паниковать, не суетиться, а сохранять спокойствие и мужество. Он молниеносно перезарядил ружье и выстрелил еще два раза. Стая бросилась наутек. Два волка сунулись в снег, но вскочили и побежали дальше. Пушок и Динка, поменявшись ролями со стаей, теперь сами бросились по ее следу. Степанов побежал за ними и через километр, в елках, увидел сидящую на снегу волчицу. Снег вокруг нее был красным от крови. Шерсть на волчице стояла дыбом. Она скрежетала зубами, как гигантскими железными ножницами. Собаки нападали на нее со всех сторон. Волчица отбивалась и еще пыталась уйти.

…Стащив зверей в одно место, Степанов только теперь осмотрел место боя, погладил своих собак и рассмеялся. Счастливо закончилась для него эта неожиданная встреча с волками.

Он снял шапку, вытер пот и долго рассматривал старого волка. Это был мощный зверь с седой шерстью, выбитыми клыками и шрамами на голове. Когда волков на тракторе привезли в Жданское, егерь смерил его и удивился. Длина матерого от хвоста до конца носа оказалась около двух метров. Это был настоящий вожак, не имевший себе равных.

На третий день Степанов нашел в лесу и последнего волка, погибшего от его выстрела. Всего было убито четыре зверя — один матерый и три молодые волчицы.

В болоте за деревней Жуково теперь больше не слышно волчьей стаи.

ОДНАЖДЫ В СУББОТУ

Зимой, в субботнее утро, когда кругом темно и все еще спят, надо встать пораньше и начать собираться. Надеть брезентовую робу, намотать портянки, обуть валенки, неторопливо напиться чаю и, выглянув в окно, убедиться, что все идет своим чередом. За окном, в темноте, сквозь снег и метель по осташковским улицам в этот час начинается смутное движение. Идут охотники в легких ватниках, с ружьями, с тощими рюкзаками, с гончими на поводке. Рыбаки в заплатанных полушубках, в подшитых валенках, с фанерными туесками и волочащимися на веревке пешнями. Все настоящие мужчины в этот день уходят из дому — в лес, на озеро.

Осенью, с открытия охоты, нет ничего лучше, как ходить одному. По озерам за утками. Потом по полям за зайцами. Было бы только ружье да была бы собака. Один — хочешь бегай за зайцем, хочешь сиди на кочке и считай облака. Но вот приходит зима, приходит пора охоты на зверя, и охотники начинают собираться вместе. На лося. На кабана. Теперь пора в самую крепь, в болото.

Как по-вашему, что нужно для хорошей, душевной охоты? Для такой охоты нужны хорошие люди. Важно, конечно, какой ты стрелок, какой ты ходок, знаешь ли лес, зверей, не заблудишься ли в трех соснах. Но это не главное. Главное, что ты за человек.

В лесу это очень хорошо видно. Перед ним все мы равны. Тут перестают действовать наши городские понятия и вступают в силу свои, лесные. Тут мир становится яснее и проще. Тут каждый человек прост: с первого слова, как брату, говорит тебе «ты», называет тебя по имени, и ты с радостью отвечаешь ему тем же. В этом состоит особый охотничий шик — тут до седых бород можно говорить друг другу Генька да Венька.

Однажды вечером, когда я сидел и думал, с кем бы договориться пойти в лес, мне неожиданно позвонил Поляков:

— Поедем с нами. Видели трех быков. Вставай пораньше…

Чтобы оценить это приглашение, надо прежде всего рассказать о том, кто такой Поляков.

Вениамин Поляков — один из самых известных охотников Селигера. Небольшой, крепкий, моложавый, вечно с ружьем и в охотничьих сапогах, он прошел все осташковские, пеновские, селижаровские, кувшиновские леса. У меня такое впечатление, что он вообще редко выходит из лесу. Придет домой и обратно. Почти все гончие, какие есть в Осташкове, так или иначе происходят от поляковских собак. Гончих он держит давно, и всегда хороших. Сейчас у него живет Волга — лучшая выжловка Калининской области. Словом, это закоренелый гончатник, что не мешает ему быть специалистом и по другим охотам. Он признанный руководитель почти всех здешних охот. В лесу ему безоговорочно подчиняются и его непосредственный начальник Крюков, и директор завода Матвеев, и другие опытные охотники. В общем, когда Поляков зовет в лес, это значит, что будет не баловство.

Итак, утром, встав пораньше, я сунул в рюкзак сверток с едой, подумал и сунул туда же бутылку водки, подпоясался патронташем, взял ружье и вышел из дому. Тут, для оправдания перед читателем, надо, пожалуй, яснее сказать про бутылку водки. Дело в том, что, как это ни покажется странным, я терпеть не могу пить на охоте. Так уж, такая блажь. В лесу, по-моему, надо быть целомудренным, как дикий зверь.

С другой стороны, по опыту, я знаю, как это все бывает. Бывает так, что до охоты едва дойдет на второй или третий день. А перед этим в большой компании почти всегда предстоит одно и то же: встретиться, обрадоваться вольной жизни, зашуметь, потянуться к рюкзакам, загреметь кружками… Есть люди, которые от души радуются всему этому. Не хочется портить им настроение, надо тоже что-нибудь достать… А пить или не пить — это уж твое дело.