Дом на берегу - [62]
— Длинная история.
Иван Михайлович погладил трущуюся у ног легавую собаку Ладу, дал ей кусок сахару.
— Началось все с того, как Юон приезжал сюда на этюды. В том же году, осенью, я поехал в Москву учиться. Узнал, где находится частная художественная школа Юона, пошел с приятелем посмотреть, что это такое. К тому времени я немного рисовал и страшно хотел быть художником. Но таких, как мы, мечтающих стать художниками, оказалось много, и школа у Юона была переполнена. Тем более, что принимал он в нее всех желающих, без всяких экзаменов. Ну, Константин Федорович все же нашел для нас уголок, посадил вместе с другими, велел рисовать модель. Не знаю, что у меня получилось, но, видимо, Юону понравилось мое старание. Он разрешил по воскресеньям приходить к нему заниматься рисунком.
Иван Михайлович повеселел, оживился от воспоминаний.
— Рисунку Юон придавал огромное значение. Все время говорил: «Художник тот, кто умеет рисовать. Кто не умеет, тот мазила, хуже маляра. Где рисунок? Что портить краски? Что красить, когда ничего нет?» Строг был. Подойдет, встанет сзади и молчит. Бывало, кто-нибудь не вытерпит, попросит поправить рисунок. А он только усмехнется. «Я, — говорит, — не Евграф Сорокин». Был такой рисовальщик, рисовал человека одной линией, начинайте пятки… — Хозяин от души залился смехом. — Да… «Я, — говорит, — не Евграф Сорокин». И к следующему ученику. В общем, два года у Юона были первой школой. После этого я выдержал экзамены в Училище живописи, ваяния и зодчества, стал уже всерьез учиться на художника.
Мы помолчали.
— Получилось так, что в училище мы попали вместе с Игорем Юоном, сыном художника. Юоны часто приглашали меня домой, обедать. Константин Федорович все предостерегал нас от формалистов. «Смотрите, — смеется, — они вас проглотят и потрохов не оставят».
— Ну и как — не проглотили?
— Позже, во Вхутемасе мне все-таки пришлось поучиться у формалистов. У самого Кончаловского, — улыбается Иван Михайлович. — Ничего, остался жив. Наконец присвоили мне звание художника. Дают направление: в Муром. А я, конечно, хотел работать только в Москве. Пошел к Юону, жалуюсь: «Зачем мне какой-то Муром?» «Муром? — говорит он. — Поезжайте обязательно. Там работает академик Иван Семенович Куликов, любимый ученик Репина. Знаете картину «Государственный совет»? Так вот, левую половину ее писал Куликов, а правую — Кустодиев. Репин только поправлял. Сейчас я вам письмо к Куликову напишу…»
Иван Михайлович взволновался, молодо покружил по комнате.
— Берет бумагу, пишет. Мол, посылаю вам на исправление своего ученика, наполовину испорченного формализмом… Так с этой запиской я и явился в Муром. Интересный был человек Иван Семенович Куликов. Много можно бы порассказать… Ну, ладно. После Мурома я вернулся в Москву, а потом уехал в Орел, где и проработал двадцать лет — сначала преподавателем, потом директором художественного училища.
Во время рассказа Ивана Михайловича я рассматривал портреты на стенах. Мое внимание давно привлекла одна фотография. Юон и Митрофанов среди художников.
— Где это?
— На выставке. Раз как-то приезжает он к нам в Орел. Специально на нашу выставку, посмотреть, что мы делаем. Только вошел, обхватил меня и давай целовать. По-московски, со щеки на щеку. Все спрашивают: «Это что, родственник твой?» Я смеюсь. «Да, — говорю, — дядя». Я ведь его любил, как второго отца. Где бы ни был, он всегда писал, интересовался моей судьбой. У меня сколько его писем было! Жаль, мало сохранил…
Иван Михайлович полез в свой архив, достал пачку писем и открыток, испещренных мелким красивым почерком. Я стал читать некоторые из них.
«Дорогой Иван Михайлович! Весна пришла! Весна в природе и в жизни. Поздравляю Вас с победным завершением войны; какая же это радость! Вчера торжественно открыли Третьяковскую галерею. Из-за одного этого Вам следует побывать в Москве… Будем Вас поджидать во второй половине мая, как Вы писали. Примите от нас всех горячий привет. Ваш К. Юон. 18/V 1945».
«Дорогой Иван Михайлович! Это лето удалось подышать воздухом больше, чем обычно. Жил в деревне почти безвыездно два месяца. Однако первые две недели после Москвы чувствовал себя настолько переутомленным, что делать ничего не мог — даже физически. Но потом разошелся, поработал в саду, написал пару стихотворений, а под конец даже одну живописную работу. Сейчас я с головой ушел в дела института (в это время К. Ф. Юон был директором Института теории и истории искусств Академии художеств. — В. И.). Хотел уйти и подавал даже заявление о желании уйти, но не вышло. По слабости моей опять уговорили, но это до первого заболевания… Рад за Вас, что Вы все-таки поработали, оставьте себе пару часов в день для живописной работы, иначе нельзя. Я вставал и встаю в шесть с половиной утра для того, чтобы до десяти часов утра, до телефонов, успеть поработать. Заканчиваю одну большую вещь… Но зато ложусь рано, не позднее 11 часов вечера. Следуйте моему примеру. Клавдия Алексеевна (жена художника. — В. И.) Вам шлет свой поклон. Будьте здоровы. С приветом. К. Юон».
«Дорогой Иван Михайлович! Благодарю Вас за письма, которые я от Вас получил, и за Ваш теплый привет. Клавдия Алексеевна также благодарит и шлет Вам приветы. Я нахожу, что Вы правильно делаете, что живете у себя дома (И. М. Митрофанов, выйдя на пенсию, поселился на родине, в Бараньей Горе. —
Это наиболее полная книга самобытного ленинградского писателя Бориса Рощина. В ее основе две повести — «Открытая дверь» и «Не без добрых людей», уже получившие широкую известность. Действие повестей происходит в районной заготовительной конторе, где властвует директор, насаждающий среди рабочих пьянство, дабы легче было подчинять их своей воле. Здоровые силы коллектива, ярким представителем которых является бригадир грузчиков Антоныч, восстают против этого зла. В книгу также вошли повести «Тайна», «Во дворе кричала собака» и другие, а также рассказы о природе и животных.
Автор книг «Голубой дымок вигвама», «Компасу надо верить», «Комендант Черного озера» В. Степаненко в романе «Где ночует зимний ветер» рассказывает о выборе своего места в жизни вчерашней десятиклассницей Анфисой Аникушкиной, приехавшей работать в геологическую партию на Полярный Урал из Москвы. Много интересных людей встречает Анфиса в этот ответственный для нее период — людей разного жизненного опыта, разных профессий. В экспедиции она приобщается к труду, проходит через суровые испытания, познает настоящую дружбу, встречает свою любовь.
В книгу украинского прозаика Федора Непоменко входят новые повесть и рассказы. В повести «Во всей своей полынной горечи» рассказывается о трагической судьбе колхозного объездчика Прокопа Багния. Жить среди людей, быть перед ними ответственным за каждый свой поступок — нравственный закон жизни каждого человека, и забвение его приводит к моральному распаду личности — такова главная идея повести, действие которой происходит в украинской деревне шестидесятых годов.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.