Дом на берегу - [62]

Шрифт
Интервал

— Длинная история.

Иван Михайлович погладил трущуюся у ног легавую собаку Ладу, дал ей кусок сахару.

— Началось все с того, как Юон приезжал сюда на этюды. В том же году, осенью, я поехал в Москву учиться. Узнал, где находится частная художественная школа Юона, пошел с приятелем посмотреть, что это такое. К тому времени я немного рисовал и страшно хотел быть художником. Но таких, как мы, мечтающих стать художниками, оказалось много, и школа у Юона была переполнена. Тем более, что принимал он в нее всех желающих, без всяких экзаменов. Ну, Константин Федорович все же нашел для нас уголок, посадил вместе с другими, велел рисовать модель. Не знаю, что у меня получилось, но, видимо, Юону понравилось мое старание. Он разрешил по воскресеньям приходить к нему заниматься рисунком.

Иван Михайлович повеселел, оживился от воспоминаний.

— Рисунку Юон придавал огромное значение. Все время говорил: «Художник тот, кто умеет рисовать. Кто не умеет, тот мазила, хуже маляра. Где рисунок? Что портить краски? Что красить, когда ничего нет?» Строг был. Подойдет, встанет сзади и молчит. Бывало, кто-нибудь не вытерпит, попросит поправить рисунок. А он только усмехнется. «Я, — говорит, — не Евграф Сорокин». Был такой рисовальщик, рисовал человека одной линией, начинайте пятки… — Хозяин от души залился смехом. — Да… «Я, — говорит, — не Евграф Сорокин». И к следующему ученику. В общем, два года у Юона были первой школой. После этого я выдержал экзамены в Училище живописи, ваяния и зодчества, стал уже всерьез учиться на художника.

Мы помолчали.

— Получилось так, что в училище мы попали вместе с Игорем Юоном, сыном художника. Юоны часто приглашали меня домой, обедать. Константин Федорович все предостерегал нас от формалистов. «Смотрите, — смеется, — они вас проглотят и потрохов не оставят».

— Ну и как — не проглотили?

— Позже, во Вхутемасе мне все-таки пришлось поучиться у формалистов. У самого Кончаловского, — улыбается Иван Михайлович. — Ничего, остался жив. Наконец присвоили мне звание художника. Дают направление: в Муром. А я, конечно, хотел работать только в Москве. Пошел к Юону, жалуюсь: «Зачем мне какой-то Муром?» «Муром? — говорит он. — Поезжайте обязательно. Там работает академик Иван Семенович Куликов, любимый ученик Репина. Знаете картину «Государственный совет»? Так вот, левую половину ее писал Куликов, а правую — Кустодиев. Репин только поправлял. Сейчас я вам письмо к Куликову напишу…»

Иван Михайлович взволновался, молодо покружил по комнате.

— Берет бумагу, пишет. Мол, посылаю вам на исправление своего ученика, наполовину испорченного формализмом… Так с этой запиской я и явился в Муром. Интересный был человек Иван Семенович Куликов. Много можно бы порассказать… Ну, ладно. После Мурома я вернулся в Москву, а потом уехал в Орел, где и проработал двадцать лет — сначала преподавателем, потом директором художественного училища.

Во время рассказа Ивана Михайловича я рассматривал портреты на стенах. Мое внимание давно привлекла одна фотография. Юон и Митрофанов среди художников.

— Где это?

— На выставке. Раз как-то приезжает он к нам в Орел. Специально на нашу выставку, посмотреть, что мы делаем. Только вошел, обхватил меня и давай целовать. По-московски, со щеки на щеку. Все спрашивают: «Это что, родственник твой?» Я смеюсь. «Да, — говорю, — дядя». Я ведь его любил, как второго отца. Где бы ни был, он всегда писал, интересовался моей судьбой. У меня сколько его писем было! Жаль, мало сохранил…

Иван Михайлович полез в свой архив, достал пачку писем и открыток, испещренных мелким красивым почерком. Я стал читать некоторые из них.


«Дорогой Иван Михайлович! Весна пришла! Весна в природе и в жизни. Поздравляю Вас с победным завершением войны; какая же это радость! Вчера торжественно открыли Третьяковскую галерею. Из-за одного этого Вам следует побывать в Москве… Будем Вас поджидать во второй половине мая, как Вы писали. Примите от нас всех горячий привет. Ваш К. Юон. 18/V 1945».


«Дорогой Иван Михайлович! Это лето удалось подышать воздухом больше, чем обычно. Жил в деревне почти безвыездно два месяца. Однако первые две недели после Москвы чувствовал себя настолько переутомленным, что делать ничего не мог — даже физически. Но потом разошелся, поработал в саду, написал пару стихотворений, а под конец даже одну живописную работу. Сейчас я с головой ушел в дела института (в это время К. Ф. Юон был директором Института теории и истории искусств Академии художеств. — В. И.). Хотел уйти и подавал даже заявление о желании уйти, но не вышло. По слабости моей опять уговорили, но это до первого заболевания… Рад за Вас, что Вы все-таки поработали, оставьте себе пару часов в день для живописной работы, иначе нельзя. Я вставал и встаю в шесть с половиной утра для того, чтобы до десяти часов утра, до телефонов, успеть поработать. Заканчиваю одну большую вещь… Но зато ложусь рано, не позднее 11 часов вечера. Следуйте моему примеру. Клавдия Алексеевна (жена художника. — В. И.) Вам шлет свой поклон. Будьте здоровы. С приветом. К. Юон».


«Дорогой Иван Михайлович! Благодарю Вас за письма, которые я от Вас получил, и за Ваш теплый привет. Клавдия Алексеевна также благодарит и шлет Вам приветы. Я нахожу, что Вы правильно делаете, что живете у себя дома (И. М. Митрофанов, выйдя на пенсию, поселился на родине, в Бараньей Горе. —


Рекомендуем почитать
Пока ты молод

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Записки врача-гипнотизера

Анатолий Иоффе, врач по профессии, ушел из жизни в расцвете лет, заявив о себе не только как о талантливом специалисте-экспериментаторе, но и как о вполне сложившемся писателе. Его юморески печатались во многих газетах и журналах, в том числе и центральных, выходили отдельными изданиями. Лучшие из них собраны в этой книге. Название книге дал очерк о применении гипноза при лечении некоторых заболеваний. В основу очерка, неслучайно написанного от первого лица, легли непосредственные впечатления автора, занимавшегося гипнозом с лечебными целями.


Раскаяние

С одной стороны, нельзя спроектировать эту горно-обогатительную фабрику, не изучив свойств залегающих здесь руд. С другой стороны, построить ее надо как можно быстрее. Быть может, махнуть рукой на тщательные исследования? И почему бы не сменить руководителя лаборатории, который не согласен это сделать, на другого, более сговорчивого?


Наши на большой земле

Отдыхающих в санатории на берегу Оки инженер из Заполярья рассказывает своему соседу по комнате об ужасах жизни на срайнем севере, где могут жить только круглые идиоты. Но этот рассказ производит неожиданный эффект...


Московская история

Человек и современное промышленное производство — тема нового романа Е. Каплинской. Автор ставит перед своими героями наиболее острые проблемы нашего времени, которые они решают в соответствии с их мировоззрением, основанным на высоконравственной отношении к труду. Особую роль играет в романе образ Москвы, которая, постоянно меняясь, остается в сердцах старожилов символом добра, справедливости и трудолюбия.


По дороге в завтра

Виктор Макарович Малыгин родился в 1910 году в деревне Выползово, Каргопольского района, Архангельской области, в семье крестьянина. На родине окончил семилетку, а в гор. Ульяновске — заводскую школу ФЗУ и работал слесарем. Здесь же в 1931 году вступил в члены КПСС. В 1931 году коллектив инструментального цеха завода выдвинул В. Малыгина на работу в заводскую многотиражку. В 1935 году В. Малыгин окончил Московский институт журналистики имени «Правды». После института работал в газетах «Советская молодежь» (г. Калинин), «Красное знамя» (г. Владивосток), «Комсомольская правда», «Рабочая Москва». С 1944 года В. Малыгин работает в «Правде» собственным корреспондентом: на Дальнем Востоке, на Кубани, в Венгрии, в Латвии; с 1954 гола — в Оренбургской области.