Дом на берегу - [2]

Шрифт
Интервал

ДЕДУШКА ТЕРЕНТИЙ

Папка был старшой в семье-то. Все на нем. Зимой с посудой ездил. Летом вот земледельчеством занимался. Придет с пашни, повалится, спит. А у дедушка Степана вечно гости. Дедушко напьется, давай таскать папку за волосы: «Тереха, вставай пляши». Может ли плясать, не может ли — вставай пляши.

Ну, папка-то шибко хорошо плясал. Сам пляшет, сам на гармошке играт. Гармошка у его звонка была, однорядка. Пойдет с ей вприсядку, и на коленки падать, и всяко. Каки-то еще тридцать три коленца плясал. Всё говорили, што он шибко хорошо пляшет.

Так-то он крепкой был. Коренастой. Хоть не шибко высокой. Сам русой, борода рыжа. Бороду-то тоже сроду не брил. Оне с мамой женились двадцати годов с лишним. Уж немолодиньки были.

БАБУШКА МАРИЯ

Мама-то красива была. Ее из другой деревни взяли, из Черноголяхиной. Через реку от нас. У их семья-то была всего пять человек. Дедушко Варлам да баушка Надежа. Мама. Потом вот дядя Петро. Да младша, тета Василиса. И все.

Баушка-то Надежа умерла рано. И дедушко-то Варлам, видно, сразу за ей, на том же полугодии умер. Я их и не знала, тех стариков-то. Не застала уж.

Ну, мама-то всему научена была. Ткала. Шила. Все умела. Ни за чем в люди не ходили. Она ведь четыре класса кончила. Тогда четыре класса много считалось. Сколь стихотворений знала! Книги читала.

А когда книги-то читать? Робят столь. Сперва родился Коля, первой-то мальчик. Этот мало у ей жил. Три месяца ли чё ли. Потом вот хресна Настасья родилась. Потом Ондрий. Потом Василей. Потом Степан. А тут, значит, еще были у их девочка Галя да девочка Клава, между нам со Степаном-то. Эте тоже чё-то мало пожили. Тожно уж я. Я уж последня. После меня никого больше не было.

Ну, мама с папкой хорошо между собой жили. С нашим папкой дивья было жить-то. Он за всю жизнь ей слова поперек не сказал.

С ПОСУДОЙ

Зимой-то папка с посудой ездил. Вот с осени получат оне посуду. У нас в Белоносовой была фабрика посудна. Вырабатывали чашки чайны, тарелки глубоки и мелки, блюдца. Была шибко хороша посуда. Вот оне получали по нескольку тысяч предметов.

Ты не помнишь кошову-то?[6] Вот была така длинна, как дровни. Кошачья кошова называлась. Сзади высока така, а впереди там место, штоб ему самому сидеть, коновозчику. И вот полну ее налаживают посуды и уезжают.

Ну, ездили подолгу. По месяцу, по два ездили. В ноябре папка уедет, а приедет уж к Новому году, когда после Нового года. Потом опять собиратся. Всю зиму-то ездит. Когда как ведь удастся. Когда хорошо, а когда и плохо. Долго ездят. Все равно обратно товар везти неохота. Говорили всё, што ездили за волок. А где этот волок, я уж не знаю. «Далеко уехали нынче наши-то, — скажут. — За волок».

Вот по деревням едут и кричат: «Чашки-ложки меняй на кошки». Приедут--смеются: женщины тащат им кошок, всего. Папка ездил, у его за волоком-то там был знакомой. Он ездил, все у одного стоял на фатере. У их дети все не жили, помирали. Одинова папка приехал. «Терентей Степанович, мы вас счас в кумовья поставим». Поставили его в кумовья-то. Робенок-то у их и выжил. Оне уж папку-то шибко любили. Он вот ездил дак все уж у их останавливался. Хороши знакомы были дак. Папке ведь, видишь, надо фатеру дак с баней. Сырье-то обработать.

Ну, мехов-то много привезет. Лис привозил. Белок, куниц, горносталей привозил. Кошок всех сортов. Приедет, дома выправлят это все. Надеват на доски. Сушит. Навешат в избе жердей в два ряда. Шкурки на веревочки создеват. Сразу уж разбират по сортам. Где пестры, где черны, где рыжи. Каждой выбират — мне из этого меха сшейте, мне из этого… Я нечо не любила, мне красной мех нравился. Я не одну красну шубу износила.

БИБЛИЯ

Мамин-то брат, Петро Варламович, Библию читал. Так-то он тоже хлебопашествовал. А про его все говорили, што он Библией зачитывался. Вот придут к нам в гости. Все сидят. Дядя Петя тут — никакой гулянки, не песен, нечо. «Дядя Петя, расскажи чё-нибудь». Садятся все кругом. Дядя Петя начинат рассказывать.

За пять, за десять лет вперед рассказывал. Скажет: «Постойте, робята, все будем жить в общих квартирах. Весь народ перемешатся. Одне уедут туда, другие туда. Все разъедутся, никто вместе жить не будет…» Мама когда заворчит: «Ну, Петро здесь, дак опять никакого веселья».

Потом стало ему казаться. Не стал ночами спать. Ходит по ограде. Вилки железны возьмет да ходит: «Скоро наступать на нас будут, вон чё делают…» Потом вовсе получилось у его буйное. Камень схватит… У их пруд был запружен, как раз у ихнего дому. Он камень схватит да в воду. В деревне-то, видно, закричали. Не дали ему утопиться-то. Кто-то прибежал, сказал папке, што с Петром Варламовичем неладно.

Наши-то побежали. Бегут. А он опять схватил большущой камень да бежит по берегу-то. Народ-от за им. Папка-то ему навстречу. Говорит: «Ну, думаю, он бросит в меня камень-от». Подбежал да как-то подопнул его. Подопнул, камень-от выпал у того из рук. Камень-от выпал, папка схватил да опять бросил его перед дядей-то Петей. Тожно тот упал. Оне его схватили, притащили в избу.

В избу-то притащили. Чё делать? Давай приковывать его на цепь. А тета Анна, жена-то, как раз была в положенье. Приковали его на цепь. Как ночь, мама с папкой идут туда караулить. А он как не бывало — сорвется с цепи да выскочит в окошко. Оне его опять еле поймают.


Рекомендуем почитать
Партийное мнение

В геологической экспедиции решается вопрос: сворачивать разведку или продолжать её, несмотря на наступление зимы. Мнения разделились.


Наши на большой земле

Отдыхающих в санатории на берегу Оки инженер из Заполярья рассказывает своему соседу по комнате об ужасах жизни на срайнем севере, где могут жить только круглые идиоты. Но этот рассказ производит неожиданный эффект...


Московская история

Человек и современное промышленное производство — тема нового романа Е. Каплинской. Автор ставит перед своими героями наиболее острые проблемы нашего времени, которые они решают в соответствии с их мировоззрением, основанным на высоконравственной отношении к труду. Особую роль играет в романе образ Москвы, которая, постоянно меняясь, остается в сердцах старожилов символом добра, справедливости и трудолюбия.


По дороге в завтра

Виктор Макарович Малыгин родился в 1910 году в деревне Выползово, Каргопольского района, Архангельской области, в семье крестьянина. На родине окончил семилетку, а в гор. Ульяновске — заводскую школу ФЗУ и работал слесарем. Здесь же в 1931 году вступил в члены КПСС. В 1931 году коллектив инструментального цеха завода выдвинул В. Малыгина на работу в заводскую многотиражку. В 1935 году В. Малыгин окончил Московский институт журналистики имени «Правды». После института работал в газетах «Советская молодежь» (г. Калинин), «Красное знамя» (г. Владивосток), «Комсомольская правда», «Рабочая Москва». С 1944 года В. Малыгин работает в «Правде» собственным корреспондентом: на Дальнем Востоке, на Кубани, в Венгрии, в Латвии; с 1954 гола — в Оренбургской области.


В лесах Карелии

Судьба главного героя повести Сергея Ковалева тесно связана с развитием лесной промышленности Карелии. Ковалев — незаурядный организатор, расчетливый хозяйственник, человек, способный отдать себя целиком делу. Под его руководством отстающий леспромхоз выходит в число передовых. Его энергия, воля и находчивость помогают лесозаготовителям и в трудных условиях войны бесперебойно обеспечивать Кировскую железную дорогу топливом.


Гомазениха

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.