Дом на берегу - [14]

Шрифт
Интервал

Вот он, памятный до песчинки берег. Сосна с разбитой вершиной. Спускающаяся к воде поляна. Ручей, в котором мы ставили когда-то лодку.

Пять лет прошло; зима, сменяя лето,
Пять раз являлась! И опять я слышу
Негромкий рокот вод, бегущих с гор…

Уже не пять, а больше лет я не был в этих местах. Если разобраться, за все время надо было найти несколько дней. Что же держало, что же не пускало меня сюда — в единственное место, куда стремится моя душа?

Я пристаю к берегу, вытаскиваю лодку и в смущении стою на песке. Никто не бежит по поляне сверху, никто не рад моему приезду. В старом доме нет признаков жизни, и нигде не видно ни одного человека.

Вот рядом с домом высокий холм, с которого далеко открывается весь окрестный мир. Здесь прежде я провел немало часов, глядя сверху на озеро.

                           На пологом скате
Того холма я лягу в яркий полдень
И наблюдаю, щурясь, как танцуют
Алмазные лучи на водной глади,
Спокойно размышляю о покое,
И много мыслей зыбких и незваных,
И много праздных, призрачных фантазий
Проносится в мозгу недвижном, праздном,
Разнообразны, словно ветерки,
Играющие на покорной арфе…

Я долго стою на песке, хожу по знакомой поляне, поднимаюсь на этот холм. Что-то удерживает меня. Никак не решиться войти в старый бревенчатый дом.

Теперь, после больших городов, я снова живу на озере. Озеро уже другое, и сам я другой. Но все чаще, как сегодня, вспоминаются знакомые места. Все чудится — кто-то машет мне оттуда рукой. Все кажется — кто-то ждет меня в этом доме над озером…

ДОЧЬ ЛЕСНИКА

В то лето я жил в палатке на острове, на пустынном берегу возле леса. Два раза в день, утром и вечером, мимо палатки проходил теплоход с туристами. Издалека, из-за поворота, задолго до появления теплохода с него доносилась мелодия. Певица грустила о тишине, о лете, о прошедшей молодости. Теплоход тарахтел мимо, уходил в другой конец плеса, а над озером долго оставалась звучать музыка.

Где-то на острове была деревня. Мне предстояло идти туда в магазин за хлебом, но я все тянул, не шел, наслаждался своим бездельем и одиночеством.

На песке у воды горел костер, были устроены стол и лавка из жердей, лежало мокрое бревно, на котором я чистил рыбу. Однажды я сидел у костра, помешивал угли и кипятил чай.

— А здесь, на острове, нельзя охотиться…

На тропинке, идущей вдоль берега, стояла девчонка в распахнутом ватнике и коротеньком платьице. За плечом у нее висело ружье. Она уверенно держалась за брезентовый ремень и смотрела на меня так, словно была хозяйкой этого острова.

— Я и не охочусь. У меня ружья нет, — не вставая, но с любопытством глядя на нее, сказал я.

— А это что? — она наклонилась и подняла из травы стреляную гильзу.

Действительно, кто-то, живший тут до меня, видимо, стрелял уток. Я пожал плечами и, не обращая внимания на ее слова, отвернулся, стал смотреть на костер. Мне даже нравилось, что она принимала меня за браконьера.

Девчонка положила гильзу в карман, сняла ружье и на всякий случай взвела курки.

— Собираешься в меня стрелять?

— Там посмотрим, — пообещала она.

Скорей всего, ружье было не заряжено, но два черных круглых дула двенадцатого калибра тем не менее выглядели не очень приветливо.

— Интересно, кто из нас браконьер? — не шевелясь, сказал я. — По возрасту ты вообще не имеешь права носить ружье.

— Ха, по возрасту, — она усмехнулась. — Меня тут все знают. У меня отец лесником на острове. Я ему помогаю…

Не выпуская ружья, она обошла вокруг палатки, заглянула внутрь, посмотрела на деревья поблизости и, не найдя ни дичи, ни патронов, ни других признаков моего браконьерства, с сожалением остановилась в стороне.

— Будет стрельба — узнаем. В деревне все слышно.

— Учту, — усмехнулся я. — Хочешь чаю?

Она покачала головой и продолжала держать ружье.

— Ну как хочешь…

Я налил кружку, принялся молча прихлебывать кипяток. Она поколебалась и села на пенек. Кажется, у нее было еще какое-то дело.

— Что вы тут едите? — помолчав и поглядев на мой завтрак, с сожалением сказала она. — Один чай. Может, вам рыбы надо?

— Спасибо. На уху я как-нибудь наловлю. Вон у меня лодка.

Она встала и пошла к незамеченной ею лодке — видимо, посмотреть, нет ли там ружья. В лодке лежали только спиннинг и удочка.

— Ну а воблы? — возвращаясь и как бы продолжая прерванный разговор, снова спросила она. — Может, вам воблы надо?

— А у тебя есть?

— Можно навялить, — она пожала плечами. — Вам много?

— Ну, сколько найдется. Я-то воблу не ем. Разве что отвезти в город, приятелям…

— Ладно, — подумав, сказала она. — Я через неделю зайду. Домой, к отцу, не ходите. Я сама принесу.

Она хотела идти, но остановилась.

— Только… Вобла у нас дорогая. Туристы из рук рвут. А насчет браконьерства — я предупредила. Батя у меня строгий.

Девчонка забросила наконец свое ружье на плечо, повернулась и сразу исчезла в лесу — так же неожиданно, как появилась.

На другой день я пошел в деревню за хлебом. Идти надо было берегом, по сосновому лесу — километров пять. Вдоль всего берега тянулись мелководье, пустые пляжи, заросли камыша. В одном месте за камышом, на плесе, стояла лодка. С высокого берега виднелись удочки, воткнутый в воду багор, знакомое платье. Это была вчерашняя девчонка, дочь лесника.


Рекомендуем почитать
Пока ты молод

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Записки врача-гипнотизера

Анатолий Иоффе, врач по профессии, ушел из жизни в расцвете лет, заявив о себе не только как о талантливом специалисте-экспериментаторе, но и как о вполне сложившемся писателе. Его юморески печатались во многих газетах и журналах, в том числе и центральных, выходили отдельными изданиями. Лучшие из них собраны в этой книге. Название книге дал очерк о применении гипноза при лечении некоторых заболеваний. В основу очерка, неслучайно написанного от первого лица, легли непосредственные впечатления автора, занимавшегося гипнозом с лечебными целями.


Раскаяние

С одной стороны, нельзя спроектировать эту горно-обогатительную фабрику, не изучив свойств залегающих здесь руд. С другой стороны, построить ее надо как можно быстрее. Быть может, махнуть рукой на тщательные исследования? И почему бы не сменить руководителя лаборатории, который не согласен это сделать, на другого, более сговорчивого?


Наши на большой земле

Отдыхающих в санатории на берегу Оки инженер из Заполярья рассказывает своему соседу по комнате об ужасах жизни на срайнем севере, где могут жить только круглые идиоты. Но этот рассказ производит неожиданный эффект...


Московская история

Человек и современное промышленное производство — тема нового романа Е. Каплинской. Автор ставит перед своими героями наиболее острые проблемы нашего времени, которые они решают в соответствии с их мировоззрением, основанным на высоконравственной отношении к труду. Особую роль играет в романе образ Москвы, которая, постоянно меняясь, остается в сердцах старожилов символом добра, справедливости и трудолюбия.


По дороге в завтра

Виктор Макарович Малыгин родился в 1910 году в деревне Выползово, Каргопольского района, Архангельской области, в семье крестьянина. На родине окончил семилетку, а в гор. Ульяновске — заводскую школу ФЗУ и работал слесарем. Здесь же в 1931 году вступил в члены КПСС. В 1931 году коллектив инструментального цеха завода выдвинул В. Малыгина на работу в заводскую многотиражку. В 1935 году В. Малыгин окончил Московский институт журналистики имени «Правды». После института работал в газетах «Советская молодежь» (г. Калинин), «Красное знамя» (г. Владивосток), «Комсомольская правда», «Рабочая Москва». С 1944 года В. Малыгин работает в «Правде» собственным корреспондентом: на Дальнем Востоке, на Кубани, в Венгрии, в Латвии; с 1954 гола — в Оренбургской области.