Дом, куда мужчинам вход воспрещен - [22]

«Вы не в моей возрастной группе. Я, надо думать, не тот, кого вы ищете. Нет в жизни совершенства! Эсташ».

Эсташ! Сколько тебе лет-то, с таким имечком? 73! Ты прав… я слишком молода, чтобы проводить зиму в Ницце. Следующий!

– Меня зовут Марко. Я люблю бродить по городу, открывать незнакомые места, заходить в темные залы под вечер, все фильмы с Одри Хепберн.

– В каком фильме она вам больше всего нравится?

– В «Римских каникулах».

– Мне скорее в «Войне и мире».

– Вы на нее похожи?

– Ничуточки, – отвечает Жюльетта.

Компьютер молчит.

В кои-то веки попала на мужчину, с которым можно нормально поговорить, и не идиота, так надо же было сайту зависнуть. Я, наверное, не туда нажала. Нет, это он отключился. Еще один такой – и я наброшу на компьютер простыню, как на клетку с попугаем, чтобы он уснул. Ну все, следующий будет тем самым. Ишь ты! «Зузу»!

Жюльетта смеется. Когда она была маленькой, соседкину черепаху звали Зузу.

Я не буду ему это писать, а то обидится.

Она набирает: «Кто вы?» Жмет на «отправить». Как будто это последняя шоколадка в коробке.

16

На первом этаже не спит Джузеппина. Жилище ее очень напоминает ее же лавку на блошином рынке. Все вещи тут с барахолки. Тележка носильщика с вокзала служит журнальным столиком. На старой цинковой стойке – затейливые подсвечники и три чучела маленьких леопардов. Напольные часы, тоже вокзальные, соседствуют с большими, начищенными до блеска металлическими буквами. Разнородные стили уживаются вполне гармонично: круглое кресло шестидесятых годов на современном мохнатом коврике оранжевого цвета, большой деревянный Пиноккио, у которого не хватает одной руки, зато нос невредим. Целая коллекция черно-белых фотографий в разномастных рамках: старые сицилийки в дверях своих домиков с закрытыми ставнями, нежащиеся на солнышке коты. У ножки разлапистого кресла, обитого фиолетовым бархатом, стоит бутылка сантагостино, уже изрядно початая. Джузеппина сжимает в руках фотографию Фортуны, своей дочки, которую так давно не обнимала. Прячет ее под подушку. И пьет маленькими глотками теплое красное вино, как пила в детстве, тайком, после трудового дня.

Это бывало всегда в сентябре…

Разросшаяся семья – три брата, три их жены и двенадцать детей – собиралась вместе для неизбежного ежегодного ритуала: в доме гнали контрабандное вино. Они всегда это делали. На родине, а теперь вот в этом городке на севере Франции. Ничто не могло им в этом помешать. С Сицилии приезжал грузовик, и они дожидались, когда уснут соседи, чтобы по-тихому выгрузить большие джутовые мешки, до краев полные черного винограда. Мужчины в несколько ходок спускали драгоценный товар в подвал рабочего домика в Валансьене. Голая лампочка качалась на проводе, заливая помещение желтоватым светом.

Джузеппина поднимает стакан, чокаясь с невидимым гостем.

– Видишь, папа, мне это нравится. Когда я была еще крошкой, мне подливали несколько капель вина в бутылочку с молоком. Это полезно для piccolini[55], говорил дядя Пепино. А позже я давила своими маленькими ножками виноград в двух больших деревянных чанах. Когда ты поставил меня туда в первый раз, края были выше моей головы. Весь день я должна была топтаться вместе со всеми. Так и слышу твой бас: «Avanti Cosetta! – Шагом марш, малышка!» Вечером я падала без сил, у меня болел каждый мускул. Ноги были лиловые, и несло от меня бормотухой. В школе девочки в розовых передничках смеялись надо мной.

В День святого Мартина вы с важным видом снимали пробу. В хороший год выходило четыреста литров на семью, по бутылке в день в течение года плюс еще несколько для крестин, дней рождений и причастий. Когда урожай был плох, ты рвал и метал… А через год все начиналось сызнова: грязные ноги, запах бормотухи, насмешки. Ваши традиции ломают девочкам жизнь! Я мечтала выучиться фотографии, хотела всем показать, на что способна, особенно братьям. Ты не разрешил. Сам ты не умел ни читать, ни писать. Учиться – смех, да и только, так ты думал. Ты убил мою мечту. Assassino![56]

Джузеппина пьет из горлышка.

– Пью что хочу, и не тебе мне запрещать. Больше никогда ни один мужчина не будет диктовать мне свои законы. Я свободна! Моим худшим воспоминанием детства я обязана тебе, папа! Ты помнишь? Крики, черный дым, перепуганные люди. Я делала уроки у тети Джины, когда услышала сирену. Сорвалась, побежала домой, а вокруг нашего дома уже стояла толпа. Пожарные не пускали тебя в дом, крыша вот-вот могла обрушиться, но ты сделал вид, будто не понимаешь по-французски, и растолкал их. Я видела, как ты вбежал в пламя и выскочил обратно, неся свои часы, цепочку с крестом и костюмы. Герой! Все соседи тебе аплодировали. Ты не вынес ни единой вещи, принадлежавшей маме или мне. Мне было двенадцать лет, и у меня не осталось ничего своего. Niente!

А теперь, когда я мало-мальски обрела покой, откуда ни возьмись эта девушка, эта «Жюльетта ищет любовь»! Явилась со своими дурацкими мечтами и всем заморочила голову. Когда я увидела ее с коллекцией туфель старлетки, сразу поняла, что ей нечего делать в нашем доме.

Джузеппина встает с бутылкой в руке, поднимается, хромая, на один пролет, отделяющий ее от квартиры Жюльетты на втором этаже. Волочить больную ногу сегодня особенно тяжело.