Дом, куда мужчинам вход воспрещен - [20]

, и она поверила, будто он ее любит. Запихнув белье в стиральную машину, Симона яростно поворачивает рычажок на девяносто градусов и со всей силы захлопывает дверцу.

Она возвращается в кухню выпить чаю. Но, не успев приподнять чашку, до краев полную «Сказочным утром», вдруг отталкивает ее, встает, открывает шкафчик, достает бутылку мирабелевой водки и, налив рюмку, опрокидывает ее залпом.

Симона выбрала не того мужчину. Она – женщина не для Карлосов. Ей подошел бы совсем другой.

Метр восемьдесят ростом, помятый со сна, плохо выбритый, ни дать ни взять бурый медведь на широких лапах, с родинкой над левой бровью – она млеет от этой не очень эстетичной нашлепки, – он вошел бы в кухню, на носу дымчатые очки в тонкой оправе, в руке сигарета, и пробасил:

– Ну что, милая, сделаешь мне кофейку… да покрепче… горяченького!

Его смуглое лицо, его гримаски, его неуклюжесть и беспечные повадки заполонили бы все. Он сказал бы «с добрым утром». Оценил бы Шуберта. Заметил бы цветы. От его раскатистого голоса, от ноток черноногого[52] выговора, напоминающего о родном Кастильоне, славно повеяло бы югом Алжира. Кухня запела бы. Вдруг наступило бы лето. Он сидел бы, прислонившись к стене за маленьким столом, и был бы у себя дома: Жан-Пьер Бакри![53] Мужчина с бархатными глазами смотрел бы на нее поверх чашки кофе, и сладостное тепло окутало бы Симону. Он погрузил бы ложечку в банку варенья с неловкостью лакомки, намазал бы густо, откусил широко; капелька варенья стекла бы с уголка его рта. Ему бы понравилось ежевичное, и она бы это видела. Он мог бы съесть всю банку и был бы доволен. А потом встал бы и звонко поцеловал ее в щеку:

– Ммммм! Моя Симона, вот это жизнь!

Она видела все фильмы с ним, знает наизусть все его реплики.

Но больше всего ей нравится, как он дает интервью. «Улыбку, если она не спонтанна, я не вымучиваю… предпочитаю искренность… герои – тоска зеленая… для меня человеческое существо – ходячий парадокс… я люблю людей, нежно отношусь к их хлипкости и маленьким слабостям».

Но Бакри наверняка не свободен. Таких мужчин больше нет. Лучше быть одной, чем довольствоваться вторым сортом. Бакри – или ничего!

Прошло совсем немного времени – и перед ней открылась дверь дома женщин…

Минуло десять лет. Симона стоит в подвале дома с танцевальными туфлями в руке. Колеблется, мечется из стороны в сторону, кладет их на полку, закрывает дверь, уходит, возвращается, забирает вновь. Может быть, она снова пойдет танцевать. Она еще не знает.

Поднимаясь к себе, она сталкивается с большим комом рыжей шерсти, который глядит на нее янтарными глазами.

– Иди ко мне, мой Жан-Пьер, иди, приласкай Симону.

15

Всю неделю стоят холода. Улицы опустели. Даже Жан-Пьера не тянет на ежедневную прогулку. В доме женщин тихо, все сидят по своим квартирам. На втором этаже у Жюльетты сплошные вопросы: мечтают ли ее соседки о мужчинах, думают ли о будущем, готовы ли так и прожить остаток дней без ласки? И на месте ли она здесь, с Королевой, разговаривающей с бамбуками, и фанаткой йоги, которая чуть что встает на голову? С тех пор как она поселилась здесь, ей не раз явственно представлялся закат ее дней. Сценарий всегда один и тот же.

Идет дождь. Жюльетта свернулась клубочком в дерматиновом кресле и смотрит в окно на сливающиеся серые краски неба. На ней фланелевая ночная рубашка, толстые бежевые чулки и уродливые тапки с помпонами. На коленях компактный радиоприемник, который она крепко сжимает обеими руками. На столике коробка шоколадных конфет. Все здесь старое: ковры, стены, мебель, люди. И она тоже старая.

Какой-то старик стучит ложкой по тарелке и вопит: «Компот, компот, компот!» Другой уставился в стену перед собой.

Временами появляются посетители. Они делятся на три группы. У первых унылый вид, вторые поглядывают на часы, третьи изощряются, как могут, чтобы увидеть проблеск разума в глазах тех, кого любят.

Реплики неизменны.

– А что у нас сегодня на обед?

– Санитарки не обижают?

– Не будь ребенком, ты же знаешь, как у нас тесно.

Соседка Жюльетты глуха. Она не слышит даже телевизора в общей комнате. От слухового аппарата, который предлагает ей доктор, отказывается. Она спокойна. Ее, должно быть, устраивает, что она больше не слышит идиотских шуток, которые кричит ей в ухо ее сын.

У Жюльетты посетителей нет. Ни детей. Ни любимого. Ни жениха.

И конец сценария-катастрофы всегда один и тот же. Старичок, похожий на тролля, с взъерошенными седыми волосами, улыбается ей. Задувает сто свечей на торте. Его зовут Авраам. Она откуда-то знает, что это принц. Прекрасный. Она распахивает двери, шкафы, выдвигает ящики. Но не находит ни бального платья, ни хрустальных башмачков. Бежит в свою комнату посмотреть, не висит ли над кроватью диадема. Кровать исчезла. Лишь костыли, вставные челюсти, судна.

Жюльетта вздрагивает: Жан-Пьер смахнул на пол книгу. Она хватает свой ноутбук и набирает адрес. Семнадцать тысяч пятьсот двадцать три мужчины зарегистрированы на этом сайте знакомств, только протяни руку и кликни.

Должен же отыскаться хоть один, чтобы спасти меня. Сегодня я найду мужчину! «Сегодня я завалю кабана!» – как говорят охотники. Мужчину, который посмотрит мне в глаза и скажет: «Я ждал тебя всю жизнь».