Дом, из рассвета сотворенный - [50]

Шрифт
Интервал

Он — юноша; на гладкошерстном жеребчике едет он на северо-запад, ведя в поводу охотничью лошадь. Он пересек речку, оставил за собой белые скалы, равнины, холмы и месы, каньоны и пещеры. В одном месте, для лошадей непроходимом — где скала идет почти отвесно и без расселин, а выдолбленные в старину ямки для рук и ног почти начисто сгладились за столетья ветра и дождя, — он вскарабкался наверх, цепляясь, подобно лозе, за скальную кручу, без усилия приникая к ней телом и мыслью, упирая, вкореняя свою тяжесть в невидимые глазу выемки и щелки, и услышал свист и вой ветра в утесах, словно древние голоса, и увидел своих лошадей далеко внизу, в солнечном ущелье. А наверху были пещеры. Он оказался на узком уступе, перед входом, серебристо и плотно запаутиненным. Он смел паутину. Нагнувшись, вошел, сел на корточки. В пещере было сумрачно и прохладно; затхло пахло сырой землей и древним пеплом очагов, словно века назад вошедший сюда воздух так и застыл за паутиной. Зола лежала большой горкой на полу, а пол был углублен, покрыт плотно глиной, глазурован кровью животных. Оглаженный зубилом свод был низок и задымлен, и точно по кругу шел камень стены. Там и сям виднелись глиняные миски и чаши, и одна была глубокая, большая, обожженная изнутри, и только краешек пощерблен. Красивая чаша, тонкостенная и на вид хрупкая, но он щелкнул по ней ногтем, и она зазвенела, как металл. У входа стояла зернотерка из черного вулканического камня, и вогнутая верхняя шероховатая ее поверхность навсегда побелела от муки; а в пепле очага валялось несколько початков и кочерыжек кукурузных, размером всего с большой палец, обугленных, но целых и твердых, как дерево. Он сидел среди утвари предков, окруженный пещерной тишиной, и слышал только шум ветра… а потом раздался свист оперенья падающей камнем большой птицы, и он уголком глаза увидел, как черкнула по солнечному свету ее грозная тень. И прошумели крылья на скале, и коротко пискнул грызун. И в то же мгновенье он услышал спокойный мах огромных крыльев, взносящих птицу и добычу в вышину.

С полудня до заката ехал он, подымаясь на синюю гору, и наконец очутился высоко среди уступов и крутых лесистых склонов. Солнце ушло за горы, и густели сумерки среди деревьев, а он все ехал в меркнущем свете, продолжая подъем к вершине гор. И весь тот день видел он звериные следы и слышал шорох сухих листьев, треск ветвей справа и слева от себя. Дважды он видел оленей, настороженно застывших невдалеке, пятнистых от света и тени, сливающихся с листвою и горой. Он их не тронул, хоть легко мог бы достать пулей, но запомнил, где они были, как стояли, — оценил инстинктивно и верно их пугливую способность к бегу, их возраст и вес.

Он видел следы волков и пум, шел по глубоким отпечаткам лап молодого медведя и, когда смерклось, остановился на ночлег на небольшой поляне. Место он выбрал хорошее; ему повезло, что он успел приметить засветло эту полянку.

Упавшее дерево лежало на камнях, не касаясь сырой земли и прелых листьев, и сухая его древесина дала почти бездымное пламя. Лес обступал поляну плотно, отражая от себя свет и шум костра. Он привязал лошадей тут же, поближе к огню, раскатал одеяльную скатку, поел. Уснул он, сидя у надежно горящего костра, прислонясь спиной к седлу, держа винтовку наготове, на коленях.

Проснулся он, словно от толчка — почувствовал тревогу лошадей. Они стояли, вздрагивая напряженно, вскинув и повернув головы, косясь на темную ближнюю стену деревьев. Блестели белки конских глаз, уши прядали над встопорщенной гривой, подергивались мышцы крупа, посылая к хребту волны еле различимой дрожи. И одновременно он увидел неторопливый темный силуэт среди деревьев, а затем увидел и других, усевшихся вокруг поляны, неподвижных — серые их головы, короткие острые уши и мягкий блеск глаз, почти беззлобный, скромно-приветливый, по-дикому дружественный. А он был юн и впервые очутился среди них — и поднял бесшумно винтовку. Он медленно переводил мушку по кругу с одной недвижной серой фигуры на другую, но они только поводили чуть головой, не сдвигаясь с места, сидя во мраке опушки, как малые щенята, полные робкого и радостного удивления пред миром. Он был на свежем медвежьем следу; где-то близко в ночи обретался медведь, и знал, что на следу его человек, и шел от него день и вечер все тем, же ровным ходом, не спеша, уверенно выдерживая расстояние, так чтобы человек его не мог видеть, а он человека слышал. И сейчас медведь таился там в черноте, стоял тихий и невидимый, ждал. И юноша не хотел разбивать выстрелами тишину ночи, ибо она была священна и глубока; в ней был отдых и обновление, и был охотник с приношеньем смерти, и грустно бодрствовал преследуемый, ожидая где-то в холодной тьме, и дыша легким дыханьем жизни, и приходя постепенно к прощению и согласию; тишина была необходима для обоих, она лежала между ними древним и нерушимым договором. Трусости не было ни в юноше, ни в этих, сидящих по кругу, и потому он опустил винтовку. Негромко успокоил лошадей. Подбросил в огонь сучьев, и серые силуэты отодвинулись назад, за грань света, и к утру ушли.


Еще от автора Наварр Скотт Момадэй
Диалоги Медведя с Богом

Есть народы, не согласные жить в мире без Медведя. Это люди, которые понимают, что без него нет девственого края. Медведь – хранитель и проявление дикости. По мере того, как она отступает – отступает и он. Когда плоть ее попирают и жгут, сокращается священная масса его сердца.


Путь к Горе Дождей

Феномену Н. Скотта Момадэя трудно подобрать аналог. Прежде всего, потому что у этой творческой личности множество ипостасей, каждая из которых подобна новому чуду, способному послужить темой самостоятельной беседы и анализа, ибо каждая связана с удивительными открытиями. Путь этого мастера богат откровениями, он полон новаторства во всех сферах творческой деятельности, где бы ни проявлялась щедрая натура этого человека.


Рекомендуем почитать
Монастырские утехи

Василе ВойкулескуМОНАСТЫРСКИЕ УТЕХИ.


Стакан с костями дьявола

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Спасенный браконьер

Русские погранцы арестовали за браконьерство в дальневосточных водах американскую шхуну с тюленьими шкурами в трюме. Команда дрожит в страхе перед Сибирью и не находит пути к спасенью…


Любительский вечер

Неопытная провинциалочка жаждет работать в газете крупного города. Как же ей доказать свое право на звание журналистки?


Рассказ укротителя леопардов

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Тереза Батиста, Сладкий Мед и Отвага

Латиноамериканская проза – ярчайший камень в ожерелье художественной литературы XX века. Имена Маркеса, Кортасара, Борхеса и других авторов возвышаются над материком прозы. Рядом с ними высится могучий пик – Жоржи Амаду. Имя этого бразильского писателя – своего рода символ литературы Латинской Америки. Магическая, завораживающая проза Амаду давно и хорошо знакома в нашей стране. Но роман «Тереза Батиста, Сладкий Мёд и Отвага» впервые печатается в полном объеме.