Дом Иова. Пьесы для чтения - [18]

Шрифт
Интервал

). А ты что ждёшь? Иди и займись верблюдом, лентяй. Он не любит, когда его оставляют одного.


Недовольно кудахча, Адаф уходит.


(Иову). Так как, дорогой? Вспомним молодость?

Иов (помедлив): Не знаю, что тебе и сказать на это, Элифаз. Потому что вы поставили меня в очень затруднительное положение. Сначала вот ты, а теперь еще и Цофар с Бильдадом… Или тебе не сказали, что я хочу отметить сегодня своё новоселье?


Оглянувшись, Элифаз смотрит на Жену Иова. Та делает ему знаки, которые он не понимает. Короткая пауза.


Ну, конечно же, тебе сказали. Но тогда, может быть, тебе забыли сказать, какого гостя я жду к себе сегодня?


Элифаз молчит.


Такого, что одно только имя его наведёт на вас ужас. Одна только тень Его смешает все ваши мысли. Ох, и неуютно же вам будет рядом с Ним, если Он пожалует!

Элифаз: Признаться, если какие имена и наводят на меня ужас, так это только имена моих кредиторов. Да и то, когда приходит время платить проценты… Но ведь ты не о них говоришь, Иов?

Иов: Я говорю о Крепком, Элифаз.

Жена (пронзительно): Иов!

Иов (твёрдо): О Крепком, Элифаз.

Элифаз: Скажите, пожалуйста. А я и не знал, что Крепкий ходит по пирам и сидит с человеком за одним столом!.. (Сердито). Опомнись, Иов! Ну, какое там еще новоселье! Какие гости? Или ты купил себе новый дом? Тогда покажи мне его? Ты же не станешь таить от старого друга такое приобретение!

Жена: Элифаз!

Элифаз (упрямо): Нет уж, пусть расскажет, как справляют новоселье, не построив нового дома! (Иову). Уж окажи нам такую любезность, Иов, – разгадай нам свои глупые загадки, от которых голова гудит, как от плохого вина!

Иов: Боюсь, что твои уши не очень-то расположены меня слышать, Элифаз.

Элифаз: Если дело только за этим, то можешь не беспокоиться. (Шутливо склонившись). Вот, посмотри: они уже склонились навстречу твоим словам! Начинай!

Иов (помедлив, глухо, издалека): Тогда напряги свою память и вспомни, как несчастья, одно за другим, без стука входили в мой дом. Как ужасы обложили меня, словно зимние тучи – небо. (Медленно поднимаясь на ноги). Вспомни, как сброшен был Иов с высоты своей…

Элифаз: Ты можешь не сомневаться. Я помню все, как будто это было со мной.

Иов (идет по сцене, вспоминая): Сначала пришли савеяне и убили работников моих, а волов и ослиц моих угнали. Помнишь? Это было на исходе Хешвама.

Элифаз: Я был тогда рядом с тобой.

Иов: А затем упал небесный огонь и сжёг все мои запасы. А сразу вслед за этим халдеи спустились с гор и убили моих пастухов и забрали овец и верблюдов.

Элифаз: Я не забыл этого.

Иов (помедлив, глухо): И, наконец, наступил этот день, когда пришёл вестник и сказал: «Плохие новости, Иов»


Женаисчезает в доме.


А я спросил: «Неужели, они хуже прежних?» А он ответил: «Гораздо хуже, Иов»… Я помню, как у него дрожал голос, и пот стекал по грязному лбу. Тогда я сел вот здесь, на это самое место и приготовился слушать. (Опускается на прежнее место). И он сказал… (Закрыв лицо руками, смолкает).

Элифаз: Не надо, Иов. Плохо, если наши воспоминания имеют над нами такую власть, что заставляют течь слёзы…

Иов (глухо): А разве я плачу? (Поднимая голову, почти надменно). Не утомлял я слезами слух Создателя и тогда.

Элифаз: И я тому свидетель, Иов. Мы все гордились твоим мужеством. И я, и Бильдад, и Цофар.

Иов: А хочешь знать, кто гордился им больше всех? (С горькой усмешкой). Я тебе скажу. Ведь это был я сам, Элифаз… (Передразнивая). «Смотри, как ты терпеливо переносишь несчастья, Иов!», «Другой на твоём месте давно бы уже наложил на себя руки!»… (С отвращением). «Бог дал, Бог взял», «Наг вышел, наг возвращусь!»… (Негромко). Да, только это было вовсе не мужество, Элифаз, нет. Это была обыкновенная трусость… (Смолкает).


Элифаз растерянно смотрит на Иова. Короткая пауза.


Ну, что ты смотришь на меня так, словно увидел у себя в тарелке скорпиона!.. (Сердито). А как же, по-твоему, еще мы назовем того, кто говорит: согласен я с унижением моим, и с болью моей, потому что прав враг мой, наступающий на горло моё и терзающий плоть мою? Да неужели же героем, Элифаз? (Помедлив, с горечью). Днём и ночью ползал я, словно червь, пресмыкаясь перед наступившей на меня пятой, повторяя, как заклинания: «Бог дал, Бог взял…», «Наг вышел, наг вернулся…» Разве не соглашался я с терзающим и убивающим меня? Не принимал ли всё, что бы Он ни предлагал мне? Не изображал ли смирение там, где сердце моё было разбито и кровоточило?

Элифаз (не понимая или делая вид): Так ведь это мы и называем мужеством, Иов. Не впадать в отчаянье и прибегать к помощи Создателя.

Иов (взорвавшись криком): Прочисти свои уши!.. Он убил моих детей! Напал на меня! Пригнул меня к земле! И за что? (Изумлен). За что? Что я сделал Ему? И самого малого из того, за что полагается наказание, я не совершал!..

Элифаз: Ты меня оглушил!.. Незачем было так кричать.

Иов (не слушая): И после этого ты ещё спрашиваешь меня о моём доме?.. Лучше открой пошире свои глаза – вот он, прямо на тебя смотрит!


Элифаз непонимающе озирается.


(Кричит). Что? Не видишь?.. Да, вот же он, прямо перед тобой!.. (Схватив Элифаза за шиворот, поднимает его и трясет). Или ты ослеп, Элифаз?.. Да вот же он, вот! Вот! Вот!.. На костях детей моих построен, из бессонных ночей сложен, на отчаянье замешан! И боль моя, и тоска моя, и вздохи мои, и болезни мои – всё пошло в дело! Так отчего бы мне не сыграть, наконец, свое новоселье? Отчего не позвать в гости того, кто помогал мне построить его? Кто месил вместе со мной глину и подносил кирпич? Кто не уставал понукать и подбадривать Иова своей плетью? (


Еще от автора Константин Маркович Поповский
Фрагменты и мелодии. Прогулки с истиной и без

Кажущаяся ненужность приведенных ниже комментариев – не обманывает. Взятые из неопубликованного романа "Мозес", они, конечно, ничего не комментируют и не проясняют. И, тем не менее, эти комментарии имеют, кажется, одно неоспоримое достоинство. Не занимаясь филологическим, историческим и прочими анализами, они указывают на пространство, лежащее за пространством приведенных здесь текстов, – позволяют расслышать мелодию, которая дает себя знать уже после того, как закрылся занавес и зрители разошлись по домам.


Лили Марлен. Пьесы для чтения

"Современная отечественная драматургия предстает особой формой «новой искренности», говорением-внутри-себя-и-только-о-себе; любая метафора оборачивается здесь внутрь, но не вовне субъекта. При всех удачах этого направления, оно очень ограничено. Редчайшее исключение на этом фоне – пьесы Константина Поповского, насыщенные интеллектуальной рефлексией, отсылающие к культурной памяти, построенные на парадоксе и притче, связанные с центральными архетипами мирового наследия". Данила Давыдов, литературовед, редактор, литературный критик.


Моше и его тень. Пьесы для чтения

"Пьесы Константина Поповского – явление весьма своеобразное. Мир, населенный библейскими, мифологическими, переосмысленными литературными персонажами, окруженными вымышленными автором фигурами, существует по законам сна – всё знакомо и в то же время – неузнаваемо… Парадоксальное развитие действия и мысли заставляют читателя напряженно вдумываться в смысл происходящего, и автор, как Вергилий, ведет его по этому загадочному миру."Яков Гордин.


Мозес

Роман «Мозес» рассказывает об одном дне немецкой психоневрологической клиники в Иерусалиме. В реальном времени роман занимает всего один день – от последнего утреннего сна главного героя до вечернего празднования торжественного 25-летия этой клиники, сопряженного с веселыми и не слишком событиями и происшествиями. При этом форма романа, которую автор определяет как сны, позволяет ему довольно свободно обращаться с материалом, перенося читателя то в прошлое, то в будущее, населяя пространство романа всем известными персонажами – например, Моисеем, императором Николаем или юным и вечно голодным Адольфом, которого дедушка одного из героев встретил в Вене в 1912 году.


Монастырек и его окрестности… Пушкиногорский патерик

Патерик – не совсем обычный жанр, который является частью великой христианской литературы. Это небольшие истории, повествующие о житии и духовных подвигах монахов. И они всегда серьезны. Такова традиция. Но есть и другая – это традиция смеха и веселья. Она не критикует, но пытается понять, не оскорбляет, но радует и веселит. Но главное – не это. Эта книга о том, что человек часто принимает за истину то, что истиной не является. И ещё она напоминает нам о том, что истина приходит к тебе в первозданной тишине, которая все еще помнит, как Всемогущий благословил день шестой.


Местоположение, или Новый разговор Разочарованного со своим Ба

Автор не причисляет себя ни к какой религии, поэтому он легко дает своим героям право голоса, чем они, без зазрения совести и пользуются, оставаясь, при этом, по-прежнему католиками, иудеями или православными, но в глубине души всегда готовыми оставить конфессиональные различия ради Истины. "Фантастическое впечатление от Гамлета Константина Поповского, когда ждешь, как это обернется пародией или фарсом, потому что не может же современный русский пятистопник продлить и выдержать английский времен Елизаветы, времен "Глобуса", авторства Шекспира, но не происходит ни фарса, ни пародии, происходит непредвиденное, потому что русская речь, раздвоившись как язык мудрой змеи, касаясь того и этого берегов, не только никуда не проваливается, но, держась лишь на собственном порыве, образует ещё одну самостоятельную трагедию на тему принца-виттенбергского студента, быть или не быть и флейты-позвоночника, растворяясь в изменяющем сознании читателя до трепетного восторга в финале…" Андрей Тавров.