Дом блужданий, или Дар божественной смерти - [16]

Потом я без конца звонил знакомым по телефону, читал стихи, нес ахинею, а когда, наконец, угомонился и уснул, то во сне очутился в одном из залов Третьяковки, где на портрете работы прославленной Серебряковой, родной сестры не менее известного Лансере, почему-то вместо изысканной авторши в зеркале мелькнул несколько искаженный облик Веры Важдаевой. "Что за наваждение!" - подумал я, проснулся, ушел в туалет, заперся и долго курил невзатяжку, стряхивая пепел белыми столбиками на желтый керамический пол, пока встревоженная Маша не прошлепала босыми ногами и не вытащила меня буквально за ухо, прицыкнув:

- Нишкни! Тоже мне герой-любовник!

Возразить на это как никогда справедливое замечание я не осмелился и поплелся досматривать сны, которые были гораздо менее красочные. Опять я стоял, как святой Себастьян, привязанный к столбу и утыканный стрелами как подушечка иголками или как мумифицированный дикобраз. Кстати вспомнился анекдот об охотнике, мечтающем настрелять ежей - жене на воротник, а теще для стелек в боты. "Это, к сожалению, мне не грозит, хоть и очень хочется", - прокричал кому-то в темноту я и почувствовал, как на меня прыгнула бодрствующая кошка и принялась когтить меня сквозь недавно купленное одеяло. Собаки сидели, видимо, у края кровати и настороженно ждали хозяйского сигнала, чтобы проучить эту обнаглевшую тварь.

XI

Момус в диалоге Лукиана язвительно вопрошает: "Что это за Митра? Что это за мидянин, в платье с большими рукавами и в тиаре; Митра, не говорящий по-гречески и даже не понимающий, когда пьют за его здоровье?" А между тем Митра обладал не менее древним благородством, чем сам Зевс-Юпитер, прежде чем оказался новопришельцем на греческом Олимпе. Прежде чем быть мидянином, Митра занимал важное место в Пантеоне древних арийцев, как бог восходящего солнца и благодетельного света, чуть ли не наряду с Варуною. В зороастризме он занял место рядом с Агурою-Маздой.

Его культ, пережив расцвет в Персии, исчезнет на долгое время и вновь возродится в Римской империи II-V веков, соперничая с христианством. Любопытно и сообщение Геродота о том, что персы называют Митрою Афродиту, которую ассирийцы называли Милитою, арабы - Амилат и которая, по сути, не что иное, как сирийская Матерь богов.

Фригийские божества Сабазий, Мен, Аттис нередко отождествлялись с Митрою. Опять же в зороастризме Митра в качестве покровителя верующих был сближен с Саошиантом, спасителем, который должен был при конце мира воскресить мертвых, убив быка, мозг которого дал бы новое тело каждому воскресшему.

После великих завоеваний Александра Македонского греческие идеи и восточные верования слились, видоизменив культ Митры. И этот преображенный культ вскоре расцветет в Риме, где многие подземные комнаты были переделаны для служения культу Митры, как, например, первоначальный склеп церкви св. Климента.

Сохранившиеся изображения Митры различны на разных памятниках. Так, на Капитолийском барельефе, находящемся в Лувре, над сводом ритуальной пещеры видны: колесница солнца, которую везут четыре лошади, на ней - юноша, а впереди бежит человек с факелом, затем три высоких сосны и колесница луны, которую везут уже две лошади, на ней молодая женщина, а впереди другой факелоносец, быстро спускающийся по покатости свода со своим опрокинутым факелом.

Более традиционно следующее изображение: в глубине грота или пещеры со сводом Митра в виде молодого фригийца В национальной шапке, короткой тунике и в плаще, развевающемся по ветру, упирается коленом в спину присевшего на задние ноги быка; левая рука погружена в ноздри животного и поднимает ему голову, между тем как другой рукой он вонзает ему кинжал в шею. По правую и по левую стороны быка, хвост которого оканчивается пучком спелых колосков, двое юношей, одетых также во фригийские одежды, держа по зажженному факелу каждый; у одного факел поднят кверху, у другого - опрокинут.

На большей части памятников фигурируют пять символических животных: сверху, на краю или в извилине грота - птица, чаще всего - ворон, иногда сова; внизу, около быка - скорпион, жалящий его в семенные органы; собака, жадно лакающая кровь, текущую из раны быка; напротив собаки змея; наконец, лев, то лежащий, то сидящий, то прыгающий на урне.

Толкование изображенных таинств неоднозначно. Искупительное ли это жертвоприношение Агуре-Мазде, совершаемое богом-посредником и Спасителем? Изображение ли солнца, вечно юного, победоносного, непобедимого, входящего в зодиакальный знак Тельца во время весеннего равноденствия?

Однозначно лишь то, что Тесей греческих мифов - на мой взгляд ипостась Митры. Он (также как и Минотавр) - незаконнорожденный сын Посейдона, принесший, по сути, в жертву своего брата во имя высшей справедливости и всеобщего очищения. Позже этот (нередкий и для греческих мифов) мотив единоборства братьев за обладание женщиной, идеей, городом, царством не раз аукнется в схватке Ромула и Рема, Кия и Хорива.

Крито-микенская культура - свидетельство взаимопроникновения персидских и древнегреческих культов, ранний синкретизм восточных и западных верований, неудачная попытка основания всеобщей религии, своего рода "вавилонское столпотворение" наоборот, с закономерным исходом.