Дом без ключа - [47]

Утром Буш прислал жену, а с ней еще одну радиограмму. Ширвиндт прочел ее и днем заглянул в магазинчик Буша. Симон хлопотал в заднем помещении у плиты; с блаженным лицом вдыхал аромат крепчайшего кофе. О беде с Роз он не знал, был весел, и Ширвиндт постарался не огорчать его, тем более что в радиограмме речь шла как раз о Буше.

Симон разлил кофе по фаянсовым чашкам.

— Мой собственный рецепт! Пальчики оближешь!..

Ширвиндту показалось, что он глотнул концентрированного раствора хины. С трудом протолкнув в горло горячую жидкость, он отвел руку Буша с кофейником.

— С меня хватит, Симон. К тому же я по делу.

— Говори.

— Ты мог бы оставить магазин на жену?

— Конечно. Хоть на месяц!

— Ты не понял: я имел в виду — надолго оставить. До конца войны…

Центр просил дать парижанам хотя бы двух радистов. Одного из них Ширвиндт выделил безболезненно: рация числилась запасной, товарищ сидел без дела в Берне и давно уже просился куда угодно, только бы не торчать с утра до ночи в своих меблирашках вдали от настоящих событий. Вторым мог бы стать Буш с его подлинным паспортом швейцарского гражданина. Но захочет ли он?

— Могу я посоветоваться с женой? — спросил Буш.

— Конечно, Симон.

— Завтра я отвечу.

— Обдумай все, дружище, и не торопись.

— Будь спокоен!

— Серый котелок не показывался?

Буш оживился.

— Как в воду канул. Ложная тревога, Вальтер!

— Возможно, что и так…

Ширвиндт никогда не был склонен преувеличивать степень той относительной безопасности, которую им обеспечивал сомнительный нейтралитет Швейцарии. С первых дней мировой войны ответственные чиновники в Берне повели себя двусмысленно. Многочисленные разведки Германии действовали почти в открытую, не хватало только вывесок на их люцернских, цюрихских и женевских филиалах. Советский Союз не имел в Швейцарии дипломатического представительства, и не по своей вине: прогерманские позиции бернских политиков не составляли секрета ни для кого, в том числе и для Наркомата иностранных дел в Москве. Но при всем том во Франции, куда должен был переехать Буш, было еще опаснее. Ширвиндт так и сказал Бушу при последней встрече и добавил, что не будет в претензии, если тот откажется.

— Ясно, — недовольно ответил Буш. — Не нужно повторяться, Вальтер. Кланяйся при случае малютке Роз. Как она там, в Сен-Морице?

— Катается на лыжах, — ответил Ширвиндт и поторопился уйти.

Буш — прекрасный человек, достойный доверия, но он не молод и следует поберечь его нервы. Все они привязаны к Роз — и Симон, и связные, и Ширвиндт. Однако тяжесть потери Ширвиндт обязан целиком принять на себя одного. И пережить молча.

…С тяжелым сердцем Ширвиндт едет в этнографический музей. И до войны его залы не ломились от публики, а сейчас он так безлюден, что шаги Вальтера рождают эхо под потолком. Из трех женевских музеев — есть еще естествознания и искусств — Камбо облюбовал для рандеву именно этот. Ширвиндт боится, что они уже примелькались смотрителям. Встречи возле стендов с тотемами индейских племен лучше прекратить, перенеся их хотя бы в ботанический сад…

Безразлично разглядывая забавных божков из Бирмы и африканские маски с багровыми вздувшимися губами, Ширвиндт передвигается от коллекции к коллекции и таким образом оказывается вплотную к Камбо, пристально изучающему удивительно непристойную фигурку Шивы.

— Изумительно, — говорит Камбо, не поворачивая головы. — Какая естественность!

Ширвиндт снимает и протирает очки.

— Нам надо поговорить.

— К вашим услугам.

— Отлично: с услуг я и начну. Боюсь, что придется от них отказаться.

— Почему? Разве я не точен?

— Напротив.

— Дело в цене?

— Нет. В ваших источниках. Если бы мы здесь играли в заговорщиков, таинственность была бы хороша и уместна. Но и тогда вопрос о том, где и как вы получаете информацию, оказался бы не лишним.

— Мы, кажется, договорились…

— Времена меняются!

— И мы вместе с ними?.. Эта латинская пропись слишком диалектична. И потом — что вам не нравится? Я ведь не спрашиваю вас, кого вы представляете: Интеллидженс сервис, Управление стратегических служб или русский Генеральный штаб. Согласитесь, это предел лояльности с моей стороны.

— А чем вы рискуете?

— А вы?

— Всем!

— Сильное выражение.

Ширвиндт демонстративно смотрит на часы — разговор зашел в тупик. Может быть, лучше расстаться? Камбо осторожно улыбается; сморщенное лицо его сжимается в кулачок.

— Не горячитесь, мой друг…

— Это не горячность.

— Тем лучше! Будьте логичны. Допустим, в Германии есть группа лиц, стоящих в оппозиции Гитлеру. Допустим далее, что эта группа готова сотрудничать с кем угодно, чтобы свалить обожаемого фюрера в помойную яму. Неужели вы откажетесь от услуг этих людей только потому, что они предпочитают не афишировать свои имена?

— Безусловно!

— Политика белых перчаток?

— Вам больше нечего сказать, Камбо?

— Подождите! Может быть, вас заинтересует последующее? Я еще не кончил.

— Простите…

— Эти лица занимают большие посты в империи. Поставьте себя на их место и решите, как им поступить?

Ширвиндт разочарованно пожимает плечами.

— Слишком много слов.

— Вы настаиваете на своем?

— Самым решительным образом.

— Хорошо же. Вас устроит, если я скажу, что в числе моих друзей два генерал-фельдмаршала, бывший обер-бургомистр и некоторые члены ставки?