Дом 4, корпус «Б» - [9]
Хорецкий смотрел на машину. Он вспоминал о том, что слышал от Бадака, когда тот вернулся с войны, и о том, что слышал от других. Бадак тогда много рассказывал, а как заболел, перестал. Теперь, может быть, боится… В России была революция, потом заключили мир, обменяли пленных, рассовали их туда-сюда, многих послали в Крагуевац, а они и туда принесли революцию. Все! Довольно! Хотим домой! Домой! И хлеба, хлеба! Бадаку это пришлось по сердцу, захватило его, и, когда мужики подгоняли один другого, подстрекая к бунту, Бадак обнаружил под койкой спрятавшегося Белана — мужика из-под Илавы — и тоже погнал его. «Пойдешь с нами или нет? Так тебя и растак, не пойдешь — так прикончу, ахнуть не успеешь!» Белан пошел, а когда бунт подавили, то схватили не Бадака, а того самого Белана. Схватили и…
Бадак глядел на красную машину, на четырех господ в белых плащах, шлемах и темных очках.
— Смотрите!
— Чего?
— Вот это господа!
— Ну и что?
— Вот из-за таких господ вы и носите деньги на мессу?
Машина на сужающемся вдали шоссе становилась все меньше. Она мчалась к Матейовицам.
Бадак смотрел ей вслед, дрожа от злобы на Хорецкого и от страха, как некогда там, в Крагуеваце, где каждого солдата таскали на допросы. Он обмирал от страха, что Белан его выдаст. Мишо, беднягу, допрашивали дольше, чем его самого, а Белан его не выдал, не сказал, что это он, Бадак, подбил его к бунту. А потом пришлось смотреть, как всех их, бедняг, и Мишо Белана тоже, расстреливали боснийские солдаты…
— Да, вот из-за таких!
Бадак не отвечал. Он стоял молча, одной рукой опираясь на кизиловую палку, другая его рука в кармане кабата сжимала старый женин кошелек с двадцатью кронами на мессу за упокой души Мишо Белана. Его расстреляли в Крагуеваце боснийские солдаты. Он долго бился на земле… Бадак смотрел вслед красной машине, пока она не исчезла на совсем узеньком шоссе. Повернулся, как будто что-то его вдруг сломило, тяжелее оперся на палку и взглянул на Хорецкого. Он долго молчал, молчал и Хорецкий и только смотрел на Бадака.
Вдоль шоссе гулял ветерок, волновал зеленые хлеба с обеих сторон шоссе, подымал хвосты пыли, не высоко, так, по колено, и опускал их на землю, хозяйничал и шелестел в молодых черешнях, запыленных и краснеющих кое-где точками ягод. (Они тогда плодоносили первый год.) Черешни качали на ветру тонкими ветками. Над зелеными матейовицкими землями ветерок нес двух горлиц, лениво взмахивающих крыльями.
— Она живет!
— Кто? — спросил Бадак. — Кто еще там живет?
— Революция. Ее не погасишь, она вспыхнет то тут, то там.
— Ты, Йожо, не знаешь, что это такое, — сказал медленно Бадак. — Я был, знаю, видел…
— А носите священнику на мессу!
— Помолчи, Йожо! — крикнул Бадак. Худые, ввалившиеся щеки его покраснели. — Что ты знаешь об этом? Ты тогда еще под стол пешком ходил, а высмеиваешь человека! В июне я всегда ношу на мессу за упокой его души, за упокой души убиенного Белана… Как еще я могу ему помочь? Как может человек помочь мертвому? Как люди испокон веку помогают покойным, а? Тебе легко, всем вам легко, таким вот! Вам все хотелось бы перевернуть вверх ногами. Между мертвыми и живыми должен кто-то стоять! Кто стоит между твоими покойными и тобой, между мной и моими покойными? Священник! Но среди твоих мертвых нет такого человека, как Белан… Что ты можешь знать про это?
— Я?
— Ты!
— Я знаю только одно…
— Только одно — да и то немного или совсем ничего!
— Я знаю одно… Мертвым вы уже не поможете, никому из мертвых. Не в ваших это силах. Помогать надо живым!
— Чем?
— Революция — это не только когда стреляют. Это и тогда, когда задумывается над тем, как помочь живым. Понимаете, Бадак?
— Чего?
— Вот так-то…
Бадак повернулся и зашагал в сторону Матейовиц.
Отправился своим путем и Хорецкий, даже не оглянувшись на Бадака.
Спустя какое-то время Бадак замедлил шаг и, понурив голову, уставился на пропыленную траву обочины. В то утро, как отправился он в Матейовице к священнику, чтобы вручить ему деньги на мессу за упокой души своего друга Мишо Белана, казненного в Крагуеваце, он очень много чего передумал. Господи, господи, вздыхал он, в такую пору всегда-то я из-за него мучаюсь… Потной рукой Бадак снова потрогал старый женин кошелек, потом вынул руку из кармана и стал махать, чтобы ветерок ее охладил. Шестнадцатый раз отправился я в этот путь, думал он. На самом деле, шестнадцатый… Опираясь на кизиловую палку, покашливая, страдая от боли в пояснице и спине, брел Бадак, глядя на пыльное шоссе. Тогда это назревало исподволь, всю весну. Люди вернулись из России, где война уже кончилась, где народ брал себе все, что ему принадлежало, — а тут иди в Крагуевац и оттуда опять на фронт? Нет, никогда — избить, разнести, разбить вдребезги! Офицеры жрали, пили, гуляли с девками — и вот пришла эта ночь — ах! — стрелять по офицерью, обстрелять кинотеатр, перерезать провода, разграбить буфет, склад! Белан боялся, не хотел идти, спрятался… Он выгнал его криком, пригрозил винтовкой. Потом их переловили, допрашивали. В два дня все было кончено. Бедняга Белан не выдал, не сказал ничего. А потом их расстреливали. Восьмого июня, после обеда. Сначала вывели двадцать два человека, за ними еще двадцать два… Белан был среди них, он бился на земле — и все смотрели, и солдаты, и штатские… Это было страшно, а такой вот Хорецкий будет говорить, что это так, ничего не значит, что революция живет, что она вспыхивает то там, то здесь… Штефан Бадак, ровесник Белана, шестнадцатый раз топал из Блатницы в Матейовице, чтобы за двадцать крон отслужить мессу по убиенному Белану. Он шел, глядя в землю, и не замечал никого вокруг.
Скепсис, психология иждивенчества, пренебрежение заветами отцов и собственной трудовой честью, сребролюбие, дефицит милосердия, бездумное отношение к таинствам жизни, любви и смерти — от подобных общественных недугов предостерегают словацкие писатели, чьи повести представлены в данной книге. Нравственное здоровье общества достигается не раз и навсегда, его нужно поддерживать и укреплять — такова в целом связующая мысль этого сборника.
Герой романа «Искусство воскрешения» (2010) — Доминго Сарате Вега, более известный как Христос из Эльки, — «народный святой», проповедник и мистик, один из самых загадочных чилийцев XX века. Провидение приводит его на захудалый прииск Вошка, где обитает легендарная благочестивая блудница Магалена Меркадо. Гротескная и нежная история их отношений, протекающая в сюрреалистичных пейзажах пампы, подобна, по словам критика, первому чуду Христа — «превращению селитры чилийской пустыни в чистое золото слова». Эрнан Ривера Летельер (род.
Если в двух словах, то «желание исчезнуть» — это то, как я понимаю войну.
С Вивиан Картер хватит! Ее достало, что все в школе их маленького городка считают, что мальчишкам из футбольной команды позволено все. Она больше не хочет мириться с сексистскими шутками и домогательствами в коридорах. Но больше всего ей надоело подчиняться глупым и бессмысленным правилам. Вдохновившись бунтарской юностью своей мамы, Вивиан создает феминистские брошюры и анонимно распространяет их среди учеников школы. То, что задумывалось просто как способ выпустить пар, неожиданно находит отклик у многих девчонок в школе.
Эта книга о жизни, о том, с чем мы сталкиваемся каждый день. Лаконичные рассказы о радостях и печалях, встречах и расставаниях, любви и ненависти, дружбе и предательстве, вере и неверии, безрассудстве и расчетливости, жизни и смерти. Каждый рассказ заставит читателя задуматься и сделать вывод. Рассказы не имеют ограничения по возрасту.
«Шиза. История одной клички» — дебют в качестве прозаика поэта Юлии Нифонтовой. Героиня повести — студентка художественного училища Янка обнаруживает в себе грозный мистический дар. Это знание, отягощённое неразделённой любовью, выбрасывает её за грань реальности. Янка переживает разнообразные жизненные перипетии и оказывается перед проблемой нравственного выбора.
Удивительная завораживающая и драматическая история одной семьи: бабушки, матери, отца, взрослой дочери, старшего сына и маленького мальчика. Все эти люди живут в подвале, лица взрослых изуродованы огнем при пожаре. А дочь и вовсе носит маску, чтобы скрыть черты, способные вызывать ужас даже у родных. Запертая в подвале семья вроде бы по-своему счастлива, но жизнь их отравляет тайна, которую взрослые хранят уже много лет. Постепенно у мальчика пробуждается желание выбраться из подвала, увидеть жизнь снаружи, тот огромный мир, где живут светлячки, о которых он знает из книг.
Владимир Минач — современный словацкий писатель, в творчестве которого отражена историческая эпоха борьбы народов Чехословакии против фашизма и буржуазной реакции в 40-е годы, борьба за строительство социализма в ЧССР в 50—60-е годы. В настоящем сборнике Минач представлен лучшими рассказами, здесь он впервые выступает также как публицист, эссеист и теоретик культуры.
Винцент Шикула (род. в 1930 г.) — известный словацкий прозаик. Его трилогия посвящена жизни крестьян Западной Словакии в период от начала второй мировой войны и учреждения Словацкого марионеточного клеро-фашистского государства до освобождения страны Советской Армией и создания новой Чехословакии. Главные действующие лица — мастер плотник Гульдан и трое его сыновей. Когда вспыхивает Словацкое национальное восстание, братья уходят в партизаны.Рассказывая о замысле своего произведения, В. Шикула писал: «Эта книга не об одном человеке, а о людях.
В книгу словацкого писателя Рудольфа Яшика (1919—1960) включены роман «Мертвые не поют» (1961), уже известный советскому читателю, и сборник рассказов «Черные и белые круги» (1961), впервые выходящий на русском языке.В романе «Мертвые не поют» перед читателем предстают события последней войны, их преломление в судьбах и в сознании людей. С большой реалистической силой писатель воссоздает гнетущую атмосферу Словацкого государства, убедительно показывает победу демократических сил, противостоящих человеконенавистнической сущности фашизма.Тема рассказов сборника «Черные и белые круги» — трудная жизнь крестьян во время экономического кризиса 30-х годов в буржуазной Чехословакии.
Ян Козак — известный современный чешский писатель, лауреат Государственной премии ЧССР. Его произведения в основном посвящены теме перестройки чехословацкой деревни. Это выходившие на русском языке рассказы из сборника «Горячее дыхание», повесть «Марьяна Радвакова», роман «Святой Михал». Предлагаемый читателю роман «Гнездо аиста» посвящен теме коллективизации сельского хозяйства Чехословакии.