Дом 4, корпус «Б» - [11]
Бадак кашлянул, оперся о кизиловую палку, повернулся и, превозмогая боль в пояснице, спине и в сердце, медленно зашагал домой, в Блатницу. Может, проедет машина, думал он, может, мотоцикл, порвут бумажку, а может, деньги найдет тот, кто в них крепко нуждается. Будь что будет, пусть лежат там! Может, их найдет бедный человек, беднее его самого, ведь нужде конца-краю нет… Медленно, очень медленно брел он домой.
Там, где от шоссе дорога сворачивает в Блатницу, почти у самого поворота, его догнали двое запыленных путников, один высокий, старый, худой, другой молодой, пониже, по виду как отец и сын.
Бадак слышал шаги, но не обращал внимания, не остановился, не обернулся.
— Эй, добрый человек!
Бадак продолжал шагать, как будто не слышал.
— Постой! — снова раздался старческий голос.
Бадак остановился, обернулся, посмотрел на путников.
Даже лица у них были в пыли.
— Куда, — спросил, — куда путь держите?
Глаза у обоих странно светились.
— Далеко ли?
— До самой Праги.
Бадак посмотрел на того, который был пониже, помоложе.
— Ого, — сказал он, помолчав, — далековато собрались!
— А вы тоже в Прагу?
— Нет, — ответил Бадак, — куда в такую даль… Пока дойдете, котомки ваши пылью обрастут.
— Послушайте, — спросил тот, что постарше и повыше, — вы не теряли денег?
— Что, что?
— Мы нашли на дороге двадцать крон…
Бадак хотел вынуть из кармана старый женин кошелек, старый, обтрепанный, помятый, хотел открыть замочек из медных шариков и посмотреть в него, но так, чтобы незнакомцы не увидали, что внутри. Хотел посчитать в нем пальцами: «Один, два, три…», будто у него там полно денег. Да нет, зачем, подумал он. Развел большими, натруженными, покрытыми ссадинами руками, на правой у него висела и раскачивалась клюка.
— Нет, ничего я не терял… Ничего… Сами знаете, у такого человека, как я, ничего нет, ему терять нечего, а если вы что и нашли, то оставьте себе! Вам пригодится, до Праги еще далеко — ну, с богом!
— Будьте здоровы!
Бадак повернулся и заковылял домой — и вот лет через десять, а то и больше их двоих, Штефана Бадака и Йозефа Хорецкого (они с тех пор часто разговаривали об убиенном, мертвом, казненном Белане), обоих раненых, как бандитов и коммунистов, по приказу офицера СС (звали его Людвиг Юлиус фон Граббе) немцы бросили в дом лесника в долине за Блатницей и, чтобы исполнить свой солдатский долг и все сделать шито-крыто, дом этот сожгли.
Потому-то вдове Бадаковой и показалось, будто пришли они оба на банкет в честь ее сына Милана и оба сидели за столом, покрытым белым полотном. Она смахнула слезу и дома тоже вытирала слезы — потому что и там гостей ждало угощение, разложенное на столе, на куске белого полотна. В ресторане-то было лучше, думала она, больше стульев, два даже пустыми остались… Будто для Штефана и для Хорецкого… Тут стульев поменьше, на всех не хватает, но они, бедняги, все равно здесь, с нами.
Перевод Н. Замошкиной.
САМОГОН
Блажей поднял стаканчик, наполненный бесцветной жидкостью, едва заметно отливающей синевой. По внутреннему краю стаканчика теснились мелкие пузырьки, Блажей называл их четками или цепочкой.
— За ваше здоровье! — обратился он к шестерым гостям.
— За ваше!
— Дай вам бог!
Вразнобой прозвучали ответы на тост, сказанный густым, звучным, но каким-то размытым голосом.
Блажей нервничал. Он чувствовал, что и голос у него какой-то не свой. Он представлялся ему чем-то вроде мутного необузданного потока, разливающегося и тут и там. Лучше молчать, пусть разговаривают сами — в квартире и во всем доме духота, кто может, бежит отсюда, а эти вот пришли.
На столе белоснежная, до блеска наглаженная скатерть, блюда и тарелки, на одних блюдах ветчина, холодная жареная свинина, маринованные огурцы, на других — как и всюду на рождество — рождественское печенье — оно разнится, собственно, только названиями: у Блажейовых его называют «ишлифанки», «румбабомбы», «грибочки», «лапки». Стеклянная люстра неутомимо заливает комнату ярким светом, он отражается в начищенных ножах и вилках, в фарфоре и в отливающей синевой жидкости. В этом свете тихо, скромно и молча горят на елке колючими огоньками цветные электрические свечки: синие, желтые, внизу — три красные, наверху — две зеленые, всего — двадцать четыре. Елка в мишуре, увешанная шарами, гирляндами и, конечно, со сверкающей звездой на макушке, вся блестит, пахнет хвоей в горячем воздухе, струящемся из стального радиатора под широким окном.
Блажей угощал, гости пили и ели. Не много, а так, для приличия. (Две супружеские пары пришли не за этим — первой не терпелось рассказать о поездке в Болгарию, второй — на Балатон.) Весь год не получается, все некогда, а на рождество — самое подходящее время. Но каждый из гостей уверял, что сыт по горло, двое даже сказали, что объелись.
Пани Блажейова — само любопытство. Каштановые волосы, белое лицо, пальцы белые, нежные и очень чуткие, осторожно берут вилку, нож. Они неуверенно шарят по скатерти, вокруг тарелок и блюдечек, руки тоже движутся с опаской. Пани Блажейова все боится задеть или уронить что-нибудь на пол. Она твердит себе, что не должна ничего испортить, и мысленно представляет серые и зеленые воды Балатона и Черного моря. Только бы ничего не испортить, не опрокинуть стаканчик с самогоном! Самогон! Давно она не слышала этого слова. Вот, рассказывают о чем-то, а ты стараешься все представить — тот же процесс перегонки…
Скепсис, психология иждивенчества, пренебрежение заветами отцов и собственной трудовой честью, сребролюбие, дефицит милосердия, бездумное отношение к таинствам жизни, любви и смерти — от подобных общественных недугов предостерегают словацкие писатели, чьи повести представлены в данной книге. Нравственное здоровье общества достигается не раз и навсегда, его нужно поддерживать и укреплять — такова в целом связующая мысль этого сборника.
Может ли обычная командировка в провинциальный город перевернуть жизнь человека из мегаполиса? Именно так произошло с героем повести Михаила Сегала Дмитрием, который уже давно живет в Москве, работает на руководящей должности в международной компании и тщательно оберегает личные границы. Но за внешне благополучной и предсказуемой жизнью сквозит холодок кафкианского абсурда, от которого Дмитрий пытается защититься повседневными ритуалами и образом солидного человека. Неожиданное знакомство с молодой девушкой, дочерью бывшего однокурсника вовлекает его в опасное пространство чувств, к которым он не был готов.
В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".
Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
Винцент Шикула (род. в 1930 г.) — известный словацкий прозаик. Его трилогия посвящена жизни крестьян Западной Словакии в период от начала второй мировой войны и учреждения Словацкого марионеточного клеро-фашистского государства до освобождения страны Советской Армией и создания новой Чехословакии. Главные действующие лица — мастер плотник Гульдан и трое его сыновей. Когда вспыхивает Словацкое национальное восстание, братья уходят в партизаны.Рассказывая о замысле своего произведения, В. Шикула писал: «Эта книга не об одном человеке, а о людях.
В книгу словацкого писателя Рудольфа Яшика (1919—1960) включены роман «Мертвые не поют» (1961), уже известный советскому читателю, и сборник рассказов «Черные и белые круги» (1961), впервые выходящий на русском языке.В романе «Мертвые не поют» перед читателем предстают события последней войны, их преломление в судьбах и в сознании людей. С большой реалистической силой писатель воссоздает гнетущую атмосферу Словацкого государства, убедительно показывает победу демократических сил, противостоящих человеконенавистнической сущности фашизма.Тема рассказов сборника «Черные и белые круги» — трудная жизнь крестьян во время экономического кризиса 30-х годов в буржуазной Чехословакии.
Владимир Минач — современный словацкий писатель, в творчестве которого отражена историческая эпоха борьбы народов Чехословакии против фашизма и буржуазной реакции в 40-е годы, борьба за строительство социализма в ЧССР в 50—60-е годы. В настоящем сборнике Минач представлен лучшими рассказами, здесь он впервые выступает также как публицист, эссеист и теоретик культуры.
Ян Козак — известный современный чешский писатель, лауреат Государственной премии ЧССР. Его произведения в основном посвящены теме перестройки чехословацкой деревни. Это выходившие на русском языке рассказы из сборника «Горячее дыхание», повесть «Марьяна Радвакова», роман «Святой Михал». Предлагаемый читателю роман «Гнездо аиста» посвящен теме коллективизации сельского хозяйства Чехословакии.