Долго еще до вечера? - [21]
И вот вам доказательство. Нашелся кто-то, кто остановил мальчика и, ни о чем его не спросив, прямо сказал:
— Когда тебя примут в пионеры, заходи ко мне, я хочу посмотреть, как ты выглядишь в галстуке с трехцветной полоской.
Такая уж у нас улица. Все становится известно.
Ну и улица!
ГОРСТЬ ТЕРПЕНИЯ
ОДНАЖДЫ КО МНЕ ПРИШЕЛ мальчик и спросил:
— Скажи, пожалуйста, сколько мне ждать, пока я вырасту большой? Мне надоело быть маленьким.
Учтите, вы ошибетесь, если подумаете, будто я, въедливый человек, вместо того, чтобы ответить ему, стал расспрашивать, почему ему надоело. Я ведь тоже был маленьким, честное слово, был, и прекрасно знаю, сколько неприятностей у маленьких хотя бы из-за одной таблицы умножения.
Уже не говоря о задачах с орехами и яблоками, о подлежащих, которые похожи на сказуемые, и о сказуемых, которые маскируются под подлежащие, чтобы только запутать вас.
Уже не говоря о том, что стоит только тебе чихнуть, как мама в панику:
«Ах, мальчик простудился! Ах, его сквозняком прохватило!» Папа звонит в поликлинику, а бабушка выходит встречать доктора, чтобы еще у калитки сообщить ему, что она в жизни не видывала более опасного чихания.
Уже не говоря о том, что у тебя только один свечной огарок, да и тот из кармана выбрасывают — просто так, потому что «где это видано, чтобы дети таскали в карманах свечные огарки?!»
Уже не говоря…
Но я думаю, вам понятно, почему я ничего не спросил у мальчика, а сразу ответил:
— Скоро ты вырастешь большой, совсем немного осталось.
— Правда? — обрадовался мальчик.
— Уверен, — ответил я. — Все дело в том, чтобы набраться терпения.
— Вот видишь, — вздохнул мальчик. — Этого мне как раз и не хватает. Нет у меня терпения. Где бы его раздобыть хоть самую малость, щепотку, крошечку.
— Я дам тебе его, — пообещал я. — У меня его достаточно. То есть, я хочу сказать, у меня его столько, сколько требуется, да еще лишку, могу и другим уступить. И не крошечку, не щепотку, а целую горсть. У меня есть недостатки, но я не жадина.
— А когда ты мне его дашь? — спросил мальчик.
— Да хоть когда, — ответил я.
— Сегодня?
— По правде сказать, я предпочел бы завтра. Сегодня у меня дела. Лучше завтра.
— Хорошо, — согласился мальчик. — Большое спасибо. Завтра я приду.
Но он не смог прийти, потому что ему надо было решать задачу про яблоки и орехи, муштровать подлежащие, чтобы они стояли на своих местах, и сказуемые, чтобы те выполняли свой долг.
Наступило другое завтра, и мальчик опять не пришел, потому что чихал, и чихание превратилось в насморк, опаснее которого бабушка в жизни не видывала.
И опять пришло завтра, а мальчик все не мог прийти, потому что случилось что-то со свечным огарком, не знаю что, но подозреваю, что может случиться с обнаруженным в кармане свечным огарком.
Время шло, и видя, что мальчик ко мне не приходит, пошел я к нему. Я застал его высоким и крепким мужчиной. Он был занят какой-то работой, и мне пришлось подождать его, чтобы сказать, что я принес ему обещанную горсть терпения.
— Какую горсть терпения? — удивился он. — У меня его достаточно. То есть, я хочу сказать, у меня его столько, сколько требуется, да еще лишку, могу и другим уступить. Вот, как раз вчера одна девочка попросила меня дать ей немножко. Обещала сегодня за ним прийти, да видно, дела помешали, еще не пришла…
Ну и хитрец я, ребята! Ух, какой хитрец! Я-то знал, что девочка не придет, но ничего ему не сказал.
Я говорю только то, что мне хочется.
Надеюсь, вы на это не обижаетесь.
ВЕСНА И ТРИСТА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТЬ ВЕСНУШЕК
— ИХ СОСЧИТАЛ, — сказал мальчик девочке с веснушками.
— Что? — спросила она.
— Твои веснушки. Их триста двадцать восемь.
— Когда ты считал?
— Вчера вечером.
— Вчера вечером мы не виделись. Я сидела дома, телевизор смотрела.
— А я считал, не видевшись. Думал про тебя и считал. Их ровно триста двадцать восемь.
— Ты смеешься надо мной?
— Почему смеюсь?
— А так. Вы, мальчишки, над всеми девочками смеетесь.
— Не над всеми.
— Над какими же не смеетесь?
— Над такими, как ты.
— А что у меня особенного?
— Веснушки.
— Веснушки и у других есть.
— Есть, но не триста двадцать восемь.
— Если ты будешь надо мной смеяться, я уйду.
— Я не смеюсь. Не уходи.
— Не уйду, если ты говоришь серьезно.
— Очень серьезно говорю. Я вчера вечером думал про тебя.
— Ну и что из этого?
— И мне было хорошо, когда думал. Я подумал, что вот было бы здорово, если бы ты жила в другом городе.
— Почему?
— Я бы мог писать тебе.
— Что писать!
— Не знаю. Но знал бы, если бы ты жила в другом городе.
— Вообрази, что я живу в другом городе.
— Не хочу. Мне было бы жаль.
— Но ты же говорил: здорово!
— Здорово, но все-таки жаль.
— Тебя не так-то легко понять.
— Нет, легко, нужно только захотеть.
— Я и хочу, но не могу. Что тебе вздумалось думать про меня вчера вечером?
— Про твои веснушки вспомнил.
— Триста двадцать восемь?
— Ровно!
— Ну и что?
— Ничего.
— А почему про что-нибудь другое не вспомнил?
— Потому что не хотел. Знаю, что ты живешь на четвертом этаже, знаю, в каком ты классе, знаю, что у тебя есть белая собачка и роликовые коньки, знаю, что ты не любишь макароны. Зачем вспоминать про то, что я знаю?
— Нет, правда, тебя не так-то легко понять. Я пойду домой.
