Долгая прогулка - [32]

— Раньше у меня были сомнения, но теперь я знаю точно, — говорит докторша.

— Что вы знаете? — спрашиваю я, то скидывая, то надевая свои резиновые шлепанцы. У меня нехорошее предчувствие, что я знаю ответ.

— У вас ПТСР — посттравматическое стрессовое расстройство.

Черт. У меня действительно поехала крыша.

X. Рики

В нашей войне не было линии фронта. Линия фронта существует только там, где две противоборствующие армии стоят лицом к лицу на поле боя. Наша армия практически не стояла на месте — скорее мы плыли по бурному морю, пытаясь противостоять изменчивой морской стихии. Но иногда мы выходили на берег. Берегом для нас были ворота передовой оперативной базы — там я мог повернуть выключатель в нужное положение.

Вне территории базы опасность подстерегала нас повсюду — в городе, на шоссе, в вертолете. Доверять было нельзя ни улыбающемуся местному жителю, ни куче мусора, ни брошенному припаркованному автомобилю. Приходилось все время быть начеку: никогда не поворачиваться спиной к потенциальному источнику опасности, держать автомат на взводе, а палец на спусковом крючке.

Но стоило вернуться на базу и зайти в ангар, как ты сразу чувствовал, что твоя драгоценная голова снова находится под защитой шестидесятисантиметрового бетонного перекрытия и никакие шторма тебе не страшны. Можно было снять бронежилет, положить рядом автомат и вздохнуть свободнее. В солдатской столовой тебя ждал ужин, который можно взять с собой, а после ужина — сигарета и шутки у костра в компании братьев по оружию. На базе ты снова чувствовал себя в безопасности.

И так изо дня в день маятник качался из стороны в сторону. От опасности к безопасности. От безопасности к опасности. Чем больше за спиной накапливалось выполненных заданий, тем острее каждый раз становилось желание вернуться в ангар. Гибель любого солдата воспринималась как злой рок, но, если кто-то гробился за три недели, за две, за неделю до окончания командировки, это была настоящая трагедия. Наконец-то возвращение домой забрезжило на горизонте, и мы стали считать дни до того мгновения, когда все боевые задания, все выезды за пределы ПОБ и все опасные рейды останутся позади. Цель была одна: непременно вернуться домой — ведь каждому было ясно, что если в ангаре мы в безопасности, то дома будем в БЕЗОПАСНОСТИ.

Он гнал робота к взрывному устройству, тщательно замаскированному в куче бытового и строительного мусора на обочине продуваемого ветрами шоссе на южной окраине Киркука. Пик летней жары миновал, но температура упала лишь незначительно — будто духовку переключили из режима поджаривания на гриле в режим запекания, — то есть солнце еще палило вовсю. Пока Менгерсхаузен, не отрываясь от монитора, следил за движениями робота, я одним глазом поглядывал на толпу зевак, а другим — на охранявшую нас группу сопровождения.

— Эй, кончай на нас пялиться, следи за своим сектором! — крикнул я башенному стрелку на крыше ближайшего к нам «хамви».

Наши охранники были еще зеленые, необстрелянные — только недавно прилетели в Ирак. Они не знали, как в колонне сопровождения избежать попадания под обстрел, не умели патрулировать местность так, чтобы не подрываться на минах, а если им везло и они случайно натыкались на неразорвавшееся СВУ, то не могли толком объяснить, где оно находится. На поиски этого СВУ мы потратили час: для обследования участка дороги впереди пришлось вызвать вертолеты. Устройство было обнаружено в нескольких сотнях метров от места, на которое нам первоначально указали. У легких вертолетов «Кайова» уже заканчивалось горючее, и счет шел на минуты, когда они, наконец, зависли над взрывным устройством и сбросили вниз дымовые шашки. В трех метрах от земли вертолет накренился, пилот высунулся из кабины и выбросил в окно фиолетовую канистру; лопасти винта молотили знойный воздух окружавшей нас пустыни, едва не касаясь дорожного полотна.

К тому времени бригады пехотинцев, что вводила нас в курс дела, когда мы только прибыли в Ирак, повсюду ездила и летала с нами и защищала наши саперные команды на всех боевых заданиях, уже не было в стране: их командировка закончилась, они упаковали вещи и улетели домой. Теперь мы имели дело с новичками, и вид у паренька, выполнявшего обязанности башенного стрелка, был такой, будто его армейская служба началась сегодня утром. Мы же выполняли роль передаточного звена, помогая свежей смене принять эстафету и, неожиданно для себя, превратившись в стариков-ветеранов, наставляющих молодежь. Однако «молодежь» не очень-то прислушивалась к нашим советам: они, кажется, решили всему учиться на собственных ошибках. Потери среди них были велики, и чем больше ребят погибало, тем больше я падал духом. У меня не хватало ни времени, ни терпения прививать целой бригаде навыки выживания. Я, правда, не верил, что они чему-то научатся, экспериментируя под моим руководством, да и не хотел предоставлять им такую возможность. Пускай вертолетчики подчищают за ними хвосты — мы этого делать не будем. До возвращения домой осталось слишком мало времени, чтобы начинать возиться с новобранцами из групп сопровождения.