Долгая полночь - [8]

– Где же ты, моя рыжая красавица? – смеясь, позвал сэр Томас, а больше не сказал ничего, потому как на шее его сомкнулись черные узловатые руки. Вылезла сущность из мрака, распахнула алые зенки, оскалилась беззубым ртом и улыбнулась рыцарю. Да только не робкого десятка был Томас Норроуэй: сумел он вытащить кинжал, с каким не расставался, ударил по рукам твари, и тут увидел Жанну.

Без единого слова полоснула ножом она ненавистного рыцаря по лицу, пнула меж ног и юркнула к выходу. Отвязала лошадь сэра Томаса, вскочила в седло и была такова.

И никогда больше его не видела. До сегодняшнего дня.

– ...Можешь не сомневаться, причины у него веские, раз он теперь из-за меня эту повязку таскает, да и жив остался волей случая, не иначе, – закончила Жанна. Вода уже остывала, но выходить не хотелось.

– Трудно не согласиться, – хмыкнул Эвен. – На его месте я думал бы так же.

– На его месте ты не унижал бы женщину, вся вина которой была в том, что она служила не тому королю. Быть может, и глаз бы сохранил.

Жанна умолчала, что ударила Норроуэя не потому, что тот мешал ей бежать – он был слишком занят Сущностью. Она ударила его, мстя за злословие и обиды.

– Скажи мессиру Жану, что я скоро приду, – бросила она Эвену.

Когда шотландец вернулся, колдунья уже вытиралась махровым полотенцем. Гостье выделили лучшее, что было в доме, и Жанна не жаловалась. На вошедшего Эвена она бросила один быстрый взгляд, после чего стала одеваться.

– Помоги мне, – сказала колдунья, и рыцарь подчинился.

Медленно она натянула сорочку, платье и подпоясалась. Поставила ногу на скамейку – Эвен опустился на одно колено и коснулся шнуровки сапога. Сапоги были чистые, подкованные сталью, запасённые Жанной как раз для приезда, равно как и остальной наряд. Поверх всего накидывался до смерти надоевший синий плащ с серебряными лилиями, который всё равно здесь никого бы не впечатлил. А может, только раззадорил бы.

Тонкие пальцы Эвена так и мелькали, продевая шнурки сквозь отверстия. Иногда Жанне казалось, что из него вышел бы отличный часовщик или художник, но увы, судьба распорядилась иначе. Впрочем, она до сих пор знала только, что родом он из Шотландии и во Францию попал колдовством фей, да ещё имя – имя клана Маклеллан. И до сих пор не могла понять, служит ли он ей из чувства долга или потому, что сам хочет того.

– Возьми, – она подала рыцарю серебряный гребешок в виде розы, и Эвен покорно заколол ей волосы в широкий рыжий хвост.

Ножны с коротким клинком Жанна надела сама.

Её шаги звенели по церковным плитам, белым, выскобленным дочиста. Церковь была настоящим островком света в тёмном море вокруг, затянутом чумными тучами – её не касалась грязь, на неё не оседала пыль. Церковь казалась живой – статуи оглядывали каждого входящего, говорили друг с другом. Достоин ли этот войти в храм? А этот? Не слишком ли много грехов у него на душе?

Святые с ненавистью смотрели на гостью, а та плавно шла к амвону. Святые шептались между собой, наверняка предавая Жанну анафеме, а быть может, пытаясь отвадить её подальше от храма – но фрески оставались всего лишь фресками, и голос их никто не слышал.

Жанну с сопровождающими здесь явно ждали – у алтаря стоял сухопарый мужчина в простой белой тунике с черным плащом, которого в иное время и в иной одежде можно было бы принять за сборщика податей, а может, за монаха, не слишком блюдущего посты и обеты. Мутные глаза мужчины следили за Жанной. Когда же она прошла трансепт, терпение у него не выдержало.

– Мессир Жан! – голос его слегка дрожал, но оставался громким и уверенным. – Это уж слишком!

– Слишком? – удивился рыцарь, проходя вперёд. Жанна заметила сэра Томаса, который со скучающим видом стоял у фрески со святым Петром и грустно поглядывал на винный кувшин в руках святого. Теперь он был при полном параде, в кольчуге и накидке поверх неё, с которой зловеще ухмылялся чёрный бык. Чуть поодаль застыли двое рыцарей.

– Кто дозволил вам приводить ведьму в святой храм? – строго вопросил монах, и Жанна узнала одежду доминиканца.

– Здравый смысл, святой отец, здравый смысл! Вы тут уже месяц, и всё, что вы делаете – прячетесь в храме от чумы. Да и то не думаю я, что вам эти стены помогут.

– Но...

– Где одержимый? – буркнула Жанна. Руайян успел до смерти надоесть ей за эти короткие полдня, и больше всего она хотела покончить с делом и уехать отсюда, от мерзкого запаха, городской грязи и мрачных людей.

Доминиканец хотел что-то ответить, но Жан бесцеремонно отпихнул его с дороги.

– Идёмте, мадемуазель, – сказал он.

– Чума падёт на твою голову, Солнечный рыцарь! – возмутился монах, бросаясь к Жану, но уткнулся в могучую грудь Берта. Громила по-прежнему улыбался, а глаза его были пустыми. – Гнев Божий идёт по земле и завтра же настигнет тебя, мессир д’Олерон! Смерть...

– И опять то же самое, – вздохнул Жан. Солнечный рыцарь, – подумала колдунья. Оставалось только гадать, как он заработал это прозвище.

– Опять? – спросила она.

– Он так всегда разоряется, едва увидит меня. Нашего доброго отца Фредерика очень задевает то, что я не боюсь чумы. Понимаете, я люблю прекрасную ведьму, дарю ей заботу и ласку, а по ночам она осыпает меня поцелуями, и каждый отдаляет мор дальше и дальше! Ну а колдуний отец Фредерик ненавидит пуще сатаны. Видать, потому что не может узнать их поближе...