Долгая навигация - [41]

Шрифт
Интервал

— Акустик! — закричал над головой Иван. — Акустик! Молодой! Иди сюда! Во место! Рублевое.

Вальку подхватили и запихнули наверх к Ивану, на разостланную теплую шинель. «Для Крохи держал, — объяснил Иван, — а он, глупый, — на танцы. Хотя — последний вечер…» — «Товарищ командир, добро начинать?» — крикнул Дима. Командир кивнул, и свет погас. Детектив был французский и цветной. Суть интриги как-то быстро увернулась от Валькиного понимания, и последним, что он видел, был роскошный, бежевого лака «мерседес». — «Ну, ты спать! — изумлялся и трепал его Иван. — Матрос!» Ни людей, ни кресел, ни экрана не было уже в маленькой мастерской с рельсовыми дорожками на палубе. Не в силах всплыть на поверхность тягучего, теплого сна, Валька пил в кубрике чай, невнимательно заедая сыром, делал приборку и стоял в строю на поверке. Поверка проходила на юте, в полусне легких сумерек, по фамилиям никого не выкликали, а просто спросили: «Нетчиков нет?» — и старшины ответили: «Нет». Свою койку Валя нашел просто: на зелени изогнутой трубы был написан черным лаком его номер. Самая уютная из подвесных коек в мире.

— …По всей вероятности — старпом вернулся. Пока время есть — займемся делом. Прошу: кресло вахтенного гидроакустика.

И Валька уселся в желанное кресло.

Через час, казалось, он понял про боевой пост все.

— Прекрасно, — сказал Шура. — Завтра начнешь учить устройство боевого поста. Что? Ах, да: волшебная приблизительность учебного отряда. Прошу слушать внимательно. В Севастополе ты малость раскис от лености и ничегонеделания. Не надо слов. Девятую роту я знаю и до гробового входа не забуду прочувствованных слов Семы Безрука, — когда мы с Лешей Довганем и Саней Волковым утопили на шлюпочном пирсе новую швабру.

Замигала алая лампа: точка, тире, точка, тире…

— Аврал. Звонков в посту нет. Чтоб не мешали…

Динамик боевой трансляции очень тихо сообщил: «Баковым — на бак, ютовым — на ют».

— Это нам. Живо!

Из тесного и удобного, как перчатка, поста вылезать не хотелось. На полубаке дунуло предрассветной сыростью. «Жилет!» — и Валька поймал оранжевый резиновый жилет, где на груди все тем же черным лаком был выписан его боевой номер; кругом шла зыбкая в синеве ночи работа, осторожно звякала сталь; низкорослый, страшный угрюмостью и колючим взглядом мичман ткнул пальцем под крыло мостика: «Там стоять. И не ме-шать!..»

— По местам стоять, с якоря и швартовов сниматься!

— Куда идем? — спросил кто-то.

— В Базу.

12

«Здорово, братишка! Молодец, что вырвался в моря! А меня можешь поздравить, новости хреновые. С борта откомандировали, сидим теперь в лесу, точнее, под лесом. В увольнение ходим ягоды собирать. Ягоды здесь пропасть. Работы тоже навалом, вахта круглосуточная. Неплохо смотрится: бегаем по тайге в робах и бесках. Привет тете, т. е. тв. маме. Слушай, у меня к тебе громадная просьба, купи и вышли мне альбом для фотографий…»

«Рад за тебя, что попал на корабль, но настроение твое мне не нравится. Держать носом на волну, старина, нужно уметь в любую погоду. То, что велели знать корабль «до форсунки», очень даже неплохо, все крепко пригодится, когда сам будешь водить суда в море. И потом, мне кажется, ты маленько забываешь улыбаться. Будь здоров! О себе писать нечего, пятнадцатого ухожу в рейс…»

«…Ты упрекаешь меня в сентиментальности, — конечно, в более мягких словах. Мне и смешно и грустно над твоим письмом. Не волноваться за тебя я не могу, я все-таки мама. Возможно, я несколько старомодна… Пересылаю тебе два письма: от Виктора, из похода, и, очевидно, от девушки…»

«…Театр здесь на гастролях, город славный, странный, с добрыми крохотными улочками, множеством церковок. Никак не могу привыкнуть к этой труппе (да и не знаю, удастся ли), и мне неспокойно. Я так отчаянно тоскую, что даже местный пес относится к этому сочувственно. Как всегда, не хватает сумасшедших, удивительных Ваших писем. Господи, Валька… где же затерялся твой корабль, Валька?..»

«…Пишу наспех, танкер уходит. Высчитал, что ты уже не в Учебном отряде — а где? Скучаю по тебе, и по нашим, не всегда держусь молодцом, но стараюсь. Мы в Северном море, штормит, 5—6 баллов, и нас здорово качает. Болтаться здесь еще месяц. Видали их ударную группу, у них учения, флагман их наш старый знакомый. Поднялись до 70° с. ш. Океан не море, в Атлантике 7 баллов семечки, только верхнюю палубу слегка заливало. Нынче вернулись в квадрат, заправились (танкер ждал нас), сделали большую приборку и посмотрели «Дайте жалобную книгу». Служить еще 343 дня…»

13

В Базе звенели горны.

Ни города, ни гаваней Валька не увидел. Прошли лабиринтом каменных дамб и ошвартовались у деревянного причала в небольшом ковше. По носу лежал песчаный берег, трава, черный кирпич цехов.

За кормой, за полоской суши и камня виднелись изогнутые корпуса, стремительные надстройки крейсеров и эсминцев — жестокая, рассчитанная красота.

В ковше было тихо.

«Полста третий», прикрученный стальными швартовами к причалу, посапывал на изредка добегавшей сюда мелкой волне. На юте курили и смеялись.

Валька чистил картошку.

Поверх тельника на нем была распахнутая белая куртка, очистки сыпались на выстланную кафелем палубу тесного и холодного камбуза.


Еще от автора Олег Всеволодович Стрижак
Мальчик. Роман в воспоминаниях, роман о любви, петербургский роман в шести каналах и реках

Настоящее издание возвращает читателю пропущенный шедевр русской прозы XX века. Написанный в 1970–1980-е, изданный в начале 1990-х, роман «Мальчик» остался почти незамеченным в потоке возвращенной литературы тех лет. Через без малого тридцать лет он сам становится возвращенной литературой, чтобы занять принадлежащее ему по праву место среди лучших романов, написанных по-русски в прошлом столетии. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.


Молодой Ленинград ’77

Альманах "Молодой Ленинград" - сборник прозы молодых ленинградских писателей. В произведениях, включенных в сборник отражен широкий диапазон нравственных, социальных и экономических проблем современной, на момент издания, жизни. В сборнике так же представлены произведения и более зрелых авторов, чьи произведения до этого момента по тем или иным причинам не печатались.


Город

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Секреты балтийского подплава

"Секреты Балтийского подплава" - произведение необычного жанра. Автор, опираясь на устные предания ветеранов Балтики и на сведения, которые просочились в подцензурной советской литературе, приподнимает завесу "совершенной секретности" над некоторыми событиями Великой Отечественной войны на Балтийском море.


Рекомендуем почитать
Открытая дверь

Это наиболее полная книга самобытного ленинградского писателя Бориса Рощина. В ее основе две повести — «Открытая дверь» и «Не без добрых людей», уже получившие широкую известность. Действие повестей происходит в районной заготовительной конторе, где властвует директор, насаждающий среди рабочих пьянство, дабы легче было подчинять их своей воле. Здоровые силы коллектива, ярким представителем которых является бригадир грузчиков Антоныч, восстают против этого зла. В книгу также вошли повести «Тайна», «Во дворе кричала собака» и другие, а также рассказы о природе и животных.


Где ночует зимний ветер

Автор книг «Голубой дымок вигвама», «Компасу надо верить», «Комендант Черного озера» В. Степаненко в романе «Где ночует зимний ветер» рассказывает о выборе своего места в жизни вчерашней десятиклассницей Анфисой Аникушкиной, приехавшей работать в геологическую партию на Полярный Урал из Москвы. Много интересных людей встречает Анфиса в этот ответственный для нее период — людей разного жизненного опыта, разных профессий. В экспедиции она приобщается к труду, проходит через суровые испытания, познает настоящую дружбу, встречает свою любовь.


Во всей своей полынной горечи

В книгу украинского прозаика Федора Непоменко входят новые повесть и рассказы. В повести «Во всей своей полынной горечи» рассказывается о трагической судьбе колхозного объездчика Прокопа Багния. Жить среди людей, быть перед ними ответственным за каждый свой поступок — нравственный закон жизни каждого человека, и забвение его приводит к моральному распаду личности — такова главная идея повести, действие которой происходит в украинской деревне шестидесятых годов.


Наденька из Апалёва

Рассказ о нелегкой судьбе деревенской девушки.


Пока ты молод

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Шутиха-Машутиха

Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.