Долгая навигация - [39]

— На палубу без чепчика не лезть, курить где положено, на леера не облокачиваться, за борт не плевать. Вперед!

Самым понятным было «обед».

— Чем же я тебя накормлю? — вздохнул кок Серега, в белой курточке, худой, с грустными глазами. Подумал и быстро навалил в миску теплого картофельного пюре. Плюхнул сверху две котлеты, два соленых огурца, отрезал треть буханки хлеба, выставил миску компота. — Хватит?

Валька молча сглотнул слюну.

Пустые миски он вернул через три минуты.

— Умеешь, — сказал Серега. — Сыт?

Мичман Карпов спал в старшинской каюте.

— …Ну и что — матрос Новиков?

— Шура сказал: робу, койку, погоны…

— Шура ему сказал! Подожди — в коридоре.

Валька приободрился: «Шура сказал» звучало, кажется, весомо. Карпов вышел в кителе и безупречно сшитой фуражке. Законченность нервному его лицу придавали тонкие, виданные Валькой лишь в старых кинолентах усики. Они, должно быть, остались с тех времен, когда мичман Карпов имел безошибочный успех у женщин.

В баталерке, запрятанной где-то внизу, Карпов забрал у него шинель и белую робу, выдал синюю, синие же погончики с буквами флота, где отныне Валька служил, и новую ленту к бескозырке. Выбрал пробковый матрас поновей, дал увесистое темное одеяло, тонкие свежие простыни. «…Берет».

— И звездочку к нему, — напомнил Валька.

— И звездочку к нему, — недовольно сказал мичман. — До завтра твой Шура подождать не может. Прогары Дымов подобьет. В аварийной партии растопчешь, новые к задаче дам.

Мало что поняв, Валька с матрасом под мышкой полез наверх. Ему еще предстояло узнать, что Карпов славился на флоте: где бы он ни служил, матрос был у него от пуза сыт и в новое одет. Как ему это удавалось, не понимали даже ревизоры.

Синяя роба была легкой, мягкой и на диво теплой. В кармане на груди обнаружились два куска парусины с четким черным клеймом: 0Р-1-21. Опять ноль. Полгода номер с нолем носил! Сколько ж можно?

— На допуск к самостоятельной вахте сдадим — будет без ноля, — сказал, проходя мимо, длинный и худой матрос. Остановился, показал язык. Моргнул белесыми ресницами: — Сеня.

У Сени было на груди 03-1-22. Минер?

— Торпедист, — сказал Сеня. — Мы с тобой через два года — у-уу!.. Беги скорей к Ивану, а то Шурка тебе вставит. Это в ко́рму за камбузом, вниз.

— Привет, — сказали Вальке в кормовом кубрике. Здесь ему тоже понравилось, но не очень. Его кубрик был лучше.

— А Иван Доронин?

— Чего надо? — раздался страшный хриплый крик. С верхней койки свесилась толстая курчавая голова. — Чего тебе?

— Шура сказал — пришить.

— Во! — Иван стукнул огромным кулаком по лбу, — у твоего Шуры. Понял? Воскресенье! Отдыхать я должен или нет? Шура ему сказал! Дурака твой Шура валяет, людям спать не дает! Давай сюда!

Излагая этот текст, Иван, в полосатой майке, из которой перли мощные волосатые плечи, прыгнул с койки прямо в тапочки, извлек откуда-то швейную машинку и нитку вдел. — Ну?! — Схватил Валькину робу и с треском надорвал карман. В полминуты погоны и боевые номера на обеих голландках были пристрочены добротно и со вкусом. — …И вали отсюда! Воскресенье! Форму «три» завтра принесешь!

Дымовым был старшина, приведший Вальку на корабль; мрачно ругая Шуру («Зануда! знает ведь: я на дежурстве…»), он скользнул в какой-то люк, и очень быстро рабочие и парадные Валькины башмаки вылетели из люка, чисто подбитые и прошкуренные. Колю Осокина высвистал со стенки вахтенный; примчался паренек с торчащими скулами и отличной ясной улыбкой, бегом притащил Вальку в умывальник, усадил на стул и, беспрестанно смеясь и расспрашивая, кто таков, откуда и зачем, подстриг — очень даже прилично. Сам он был старшим электриком, а парикмахерское дело — «Я и на селе всех стриг». Село было на Херсонщине. «Ну? Хорош! Приберешь здесь быстренько», — и умчался играть в футбол. Доктор сидел в крохотной амбулатории под открытым иллюминатором и читал. У него были торчащие усы и распахнутые невозмутимые глазки. Звали Доктора Славой, был он матрос. Выяснилось, что фельдшерская должность предполагает звание главный старшина, но служил Доктор всего месяц. Валька с гордостью почувствовал за собой полгода флотской деятельности. Перед тем как покинуть амбулаторию, Доктор тщательно задраил иллюминатор: «Корабельный устав!» Санобработка выразилась в том, что вдвоем они вытрясли на стенке Валькино одеяло, после чего Доктор привел его в душ, принес с камбуза два ведра горячей воды и выдал из личных запасов пакетик шампуня. Белье следовало сушить на специальных леерах, на вечернюю поверку нужно было иметь чистую робу и воротник, а к подъему флага чтоб все было чистым и безукоризненно выглаженным.

— Каждый день стирать? — возмутился Валька.

— Иногда и по два раза, — серьезно сказал Доктор. — А то запаршивеешь. Вот придем в бухту… — И Доктор ушел.

В назначенный срок Валька едва управился.

— Матрос, — одобрил Шура. — Берет — чуть-чуть на бочок. Матрос! Имеем право представлять начальству. Бегом по трапу!

Был первый день на борту, и все для Вальки было первым. Первая приборка в кубрике — и первый втык за нее: «В учебном отряде можешь грязь развозить! Здесь мыть надо». Кубрик, по Валькиному пониманию, был чист, но Шура выполоскал тряпку, и вода в обрезе замутилась. «Пыль!» Валька присвистнул. «А свистеть — не надо».