Долгая навигация - [33]

Флот.

Грядущих три года терялись в его трех веках.

Роба, строй, стылый камень отрешали от суетности, нечистоты. Бескозырка с тельняшкой утверждали причастность величию.

И тревожно и сладко было медленной полночью, на вахте, услышать, как названивают на той стороне бухты, на башенке Матросского клуба, часы: «Ле-ген-дарный Се-ва-стополь…»

Севастополь, Севастополь…

Прогулка по Севастополю: Исторический бульвар. Четвертый бастион. Тридцатая береговая батарея. Линкор «Севастополь». «Новороссийск». Памятник затопленным кораблям. Яростная, полегшая в эту землю Седьмая бригада морской пехоты полковника Горпищенко. Малахов курган. Великие русские адмиралы. Матрос Петр Кошка… — дымная синяя река вздымалась из глуби неразличимого прошлого, вбирая и землю и воды, и судьбы и кровь, — текла, захолаживая, сквозь грудь, смывала мелкие незаметные дни и высвечивала праздничность каждого из них.

…День был торжествен.

На запертом стенами, залитом солнцем плацу вместе с радостными плачами оркестра в синих стеклах и влажном камне звенела новизна жизни. И было на том плацу затянутым под ремень матросам видение. За крышами города казарм сфера земная вдруг выгнулась вверх: видны стали все севастопольские бухты, стоял на синей воде Константиновский равелин, выше, за сизым простором, где заканчивало бег свой Черное море, светились затейливые берега Босфора, извилисто уходило вдаль нарядное Средиземное, дымка мешала разглядеть хорошо багровые скалы Гибралтара, а за ними, скрывая и путая все, клубился зеленый и серый туман Атлантического океана.

8

Специальность называлась гидроакустик НК.

НК означало надводные корабли.

Существовали акустики ПЛ.

ПЛ означало подводные лодки.

Аббревиатур было множество, они обваливались на стриженые головы десятками. ВМП означало военно-морская подготовка, ОВП — общевойсковая подготовка, ОМП — оружие массового поражения, ОПМ — огнетушитель пенный морской. ПМП был пост медицинской помощи, МПК и БПК значили малый и большой противолодочные корабли, СКР — сторожевой корабль, СЛГ — салага, ДМБ — увольнение в запас…

Гидроакустические станции назывались ГАС.

ГАС не понравился Вальке сразу.

— Товарищ главный старшина. Матрос Новиков. Прошу разрешения обратиться.

— Слушаю, — сказал главный старшина Волков без всякого интереса.

Разговор происходил в комнате старшин. Та же каменная палуба, крашеные стены, два высоких пустых окна с металлическими переплетами. Ночь за окнами, лампа в металлическом абажуре. Под лампой три голых письменных стола в цвет и блеск яичного желтка. Два года сидит в белой робе Волков за этим столом и пишет в старшинскую тетрадь.

— Прошу перевести меня в штурманские электрики.

— Причины.

Путаясь от стремления к краткости, Валька доложил: провалился на экзаменах в мореходку, судоводительское отделение. После службы поступать будет вновь. «Изучу все штурманские приборы… и вообще — ближе».

— Все? Не вижу особых причин. Станьте классным гидроакустиком и осваивайте вторую специальность — не возбраняется.

Про «не возбраняется» Валька знал. Вчера многотиражка сообщила, что к славной годовщине старшина Волков пришел с первым классом по специальности гидроакустика и радиометриста и вторым — штурманского электрика; в третий раз выпустив отличную смену, он стал помощником командира взвода, ему присвоено звание «главный старшина». К заметке прилагался портрет Волкова, вырезанный овалом, — как в бабушкином альбоме.

— Да не хочу я быть гидроакустиком!

Грубое, мясистое и тем не менее странно красивое лицо старшины Волкова опять не выразило ничего.

— Садитесь, — сказал он и встал. — Конечно, вы ничего про будущую свою специальность не знаете и знать не могли. Но вам известно хотя бы, что акустиков зовут интеллигенцией флота? Нет?

На стене («переборке») висели электрические часы.

Волков говорил двадцать семь минут.

Это была поэма, ода гидроакустике.

Он говорил о престижности, значимости, избранности; о тонкости, изысканности, красоте; о профессионализме, мастерстве, искусстве… и в скупых и вроде бы нейтральных словах звучала запрятанная, остро передавшаяся Вальке тоска по работе, по кораблям, на которых проходил старшина Волков стажировку, но уйти в поход хозяином боевого поста — не пришлось.

— …Что скажете, матрос?

— Не убедили, — поднялся Валька.

Волков флегматично посмотрел на него.

— Не убедил — заставлю. Просьбу вашу передавать по команде отказываюсь. Будете гидроакустиком.

Валька молчал.

— Умываться и спать!

— Есть.

Ночь за пустыми окнами.

Аккуратно — через левое плечо, восемь шагов до двери, и Валька вышел на «среднюю палубу». От стола, где под стеклом располагались инструкции и распоряжения по вахте, на него, как на некое развлечение, с удовольствием смотрел дневальный при повязке, ноже и дудке. Дудка опрятно, блестящей птичкой висела, зацепившись за вырез голландки, и две цепочки от нее красиво лежали на груди, должным образом и несимметрично провисая.

Рота готовилась к отбою. В тельняшках ползали под арками, укладывая робу; в трусах и с полотенцами, в неслышных войлочных тапочках бежали умываться. Под потолком плавало вокзальное эхо.

Старые каменщики знали свое дело. Выложенный ими трехсотметровый пролет казармы был разделен позднее на четыре отдельных помещения для рот, но даже эти четвертушки пролета беспокоили глаз просторностью объема. В центре — пустой и широкий, именуемый средней палубой, проход, место построений; справа и слева — мощные, погрызенные временем каменные арки. За арками строгими рядами — железные трехъярусные койки. Высоко над койками смыкались крестовые своды.