Долгая дорога к дому - [15]

— Я не знаю, — Айскин закусил губу. — Но прятаться, как червяк, я тоже не буду!

— Как знать, как знать… Ты не видел сурами. Я видел. Но я не хочу ссориться с тобой.

Айскин отвернулся. В этот миг он и сам не мог понять своих чувств.

— А ты? — Атхей повернулся к Эльту.

— Я с тобой. И к чёрту Председателя с его "благословенной землей"!

— И ты тоже! — Айскин почти кричал. — Вы что, сговорились?

— Успокойся, Айс. Я думаю не о себе. Мне нужно сохранить Янгуту. Я люблю её, понимаешь? Знаешь, сегодня я впервые обрадовался, что у меня нет семьи. Нам, сиротам, надо заботиться лишь о друзьях и… любимых. И ради неё я сделаю всё, что сочту нужным, понял?

Юноша отвернулся и пошел прочь. Весь мир в этот день обернулся против него. Даже друзья — единственное, что у него было — предали его. После этого даже смерть казалась уже не такой страшной.

Но, когда он вернулся на площадь и увидел длинные вереницы молодых добровольцев, его охватил внезапный и постыдный страх. К тому же, его острые глаза не пропустили и того, что никому из записавшихся не выдавали оружия. Потом он услышал переданные шёпотом подробности вторжения — от крестьянина, окруженного кучкой испуганных горожан. Они совпадали с рассказом Суру. Слишком совпадали, чтобы быть просто паническими слухами.

Тогда Айскин Элари вернулся в свою комнату, заперся в ней, и, растянувшись на постели, затрясся в рыданиях. Успокоившись, он застыл. Ему не хотелось ничего. Единственное, о чём он мечтал — чтобы весь мир за пределами его комнаты перестал существовать.

Глава 2: День

1.

Элари проснулся с тяжёлой головой. Судя по солнцу, было уже далеко за полдень — он и сам не заметил, как рыдания перешли в глубокий сон. Теперь и страх стал таким же — мутным и тяжёлым. Он включил радио, но там царило мертвое молчание — казалось, всё уже кончено и он остался последним человеком. А если и нет, молчание радио всё равно пугало — властям нечего было сказать.

Наспех приведя себя в порядок, Элари вышел на улицу. Сидеть в четырёх стенах, ожидая врага, было просто невыносимо. Он не знал, что навсегда покинул свое уютное жилище.

А когда узнал, не очень огорчился.

2.

Ему сразу бросились в глаза происшедшие перемены. Город опустел. Все следы организованного властью ополчения бесследно исчезли. Все, кто имел дом, заперлись. Попадавшиеся навстречу редкие люди были сосредоточены и суровы. Почти все они тащили тяжёлые мешки. Пару раз Элари видел, как опустошались магазины — не грабились, а именно опустошались. Люди молча, толкаясь, расхватывали и выносили вещи, даже не думая за них платить. Им никто не мешал. Казалось, в городе больше не осталось власти. Повсюду раздавался стук молотков — жители спешно чинили заборы, забивали досками окна и двери. Элари это показалось диким — он знал, что сурами не удержишь никакими запорами.

Наконец, он добрался до центральной площади. Она почти опустела, на ней осталось всего несколько сот человек, наблюдающих за мрачной процессией — одетые в парадную форму гвардейцы выносили пышно украшенный гроб. Они словно не замечали окружающих, всецело поглощённые своим делом.

Айскин узнал, что это — похороны главнокомандующего Ханмэя. Он застрелился два часа назад. Эта новость повергла его в ужас. Раз уж сам главнокомандующий, самый близкий друг Председателя, прирожденный воин и офицер, лучше всех знавший положение дел и находившийся в наибольшей безопасности, решил покончить с собой, значит всё уже кончено. Всё.

Он больше не решался расспрашивать, но собравшиеся говорили друг с другом и на него обрушился шквал панических слухов. Судя по ним, председатель Гантай-Кев заперся в своих апартаментах — он был мертвецки пьян. Так что власти в городе действительно не было. Его оборона разворачивалась как бы сама собой.

В Лахоле удалось собрать лишь половину от ожидаемых пятнадцати тысяч добровольцев — да и те, в основном, лишь баррикадировали выезды из города, мешая и без того немногочисленным беженцам укрыться в нём. Лишь полторы тысячи ополченцев получили оружие: четверть винтовок в городском арсенале оказалась негодной. Те, кому их не досталось, вооружились стальными прутьями и тому подобным хламом, вплоть до мотыг.

Что же до сражения под Гумьей, то сведения поступали самые противоречивые. Одни уверяли, что сурами разгромлены, другие — что селение осаждено и что огромные орды идут прямо на город. Эти последние ссылались на слова экипажей нескольких броневиков, сумевших вырваться из кольца. Элари заметил один такой броневик — он стоял возле дворца Председателя. Возле него собралось несколько десятков человек, в основном ополченцев, вооруженных чем попало. Некоторые из них уже успели побывать в бою и Айскин узнал одного из них — крепкого юношу в белой рубашке и чёрных брюках. Его звали Яршор. Бритый наголо, с грубыми чертами лица, он резко выделялся среди лохматой столичной молодёжи. Элари подошел к нему.

Яршор не сразу заметил приятеля, но всё же заговорил — и за несколько минут сбивчивого разговора Элари узнал очень много. В сражении под Гумьей армия Гантай-Кева ещё не была разбита — её загнали в безвыходный мешок. Основные силы сурами двинулись на Лахолу. Остановить их было нечем. Город был обречён.