Долбящий клавиши - [29]

Потом я вышел со сцены и попытался раствориться среди людей. Даже друзьям было сложно сказать мне что-то одобрительное. Только один сказал, что, если бы приятель спросил его: «Скажи, что это за крутой тип?» – ему бы не стало стыдно.

И все же я лишь наполовину мог примириться со своим выступлением и считал, что все это очень плохо и больше никогда не повторится. Однако я ведь действительно решился выступить. И на сцене я ощутил невыразимое чувство. Я понимал, что это не просто радость, а осознание того, что сцена дает мне большую свободу. Тогда я посмотрел на группу моего барабанщика. Да, у этого барабанщика была реально хорошая группа. Некоторые вещи они играли просто превосходно. Особенно невероятно мне нравился сам барабанщик.

Благодаря этому я стал искать группу. Тогда я нашел организованную в церкви блюз-группу, двое ребят из которой ходили в школу моего брата, поэтому присутствовали на моем выступлении. Мы репетировали в церкви, в районе Панков, то есть репетировали другие, а я слушал. Если в церкви был концерт, я одалживал для себя электронное пианино у знакомого, который получил его в подарок от своей тети и сам ни разу не использовал. Теперь я уже знал, где находится переключатель Sustain. Я должен был отдавать этому типу за каждый концерт пятьдесят марок. Не за переключатель, а за то, что хотел играть с группой. Но у меня не было выбора.

Мы играли несколько блюзовых композиций и даже что-то из Rolling Stones. Но, так как пел их я, это можно было распознать только при очень большой любви к их творчеству. В качестве подготовки своей партии я каждое утро перед зеркалом практиковал выражение лица Мика Джаггера. В дополнение к их песням мы играли собственные сочинения христианского содержания. «Смотрите, кто счастливо восхваляет Иисуса, аллилуйя, тому он обещает царствие Божие, аллилуйя». Я не понимал, что это значит, но пока мне разрешали играть со всеми вместе, мне было все равно. Хотя некоторые тексты мне очень нравились. В одной из песен говорилось: «Газеты снова демонстрируют нам, что мир должен вооружаться, но мы, христиане, говорим: “Нет. Этого быть не должно, лучше всего вообще туда не смотреть, только как должно быть на самом деле? Можем ли мы защищать мир с оружием в руке?”». Хор продолжал: «Нет! Разве хорошо быть приведенным к присяге? Нет! Так мы никогда не сможем достичь мира без оружия».

У всей группы были нашивки с надписью «Перекуем мечи на орала». Мне казалось это очень смелым. После того как однажды полиция сняла с них эти нашивки, у них появились новые. Они получили их от церкви. Еще мы играли Give Peace a Chance, но пианино там не требовалось, потому что использовался бубен, поэтому я просто тупо торчал на сцене. Это мне приходилось делать даже чаще, чем быть клавишником.

Гитаристы, по крайней мере, стоят с гитарами, висящими на шее, но мы, клавишники, просто стоим за своими инструментами, как у стойки в банке. Это не очень желанная работа – долбящий клавиши.

Но если смотреть в целом, то я получал в группе огромное удовольствие. Мне казался потрясающим сам факт, когда можешь сказать, что играешь в группе. С этой группой, которая называлась Hilflos («Беспомощные»), взявшей название от замечательной песни Нила Янга Helpless, я ездил тогда на настоящие концерты в другие города, чтобы играть там в церквях. Это всегда было довольно утомительно, потому что перед тем, как мы могли наконец-то начать играть, проходили длительные молебны и богослужения. За это время, чтобы не так мучиться, мы умудрялись напиться. Конечно, нам все равно было тяжело, но это уже не так сильно ощущалось. Только было немного неловко оттого, что это могли заметить. Но все же тогда нам не было очень стыдно. Как правило, мы спали в приходской комнате и на следующий день спокойно возвращались домой. При этом мы всегда обращали внимание на то, что в поезде все понимали, что мы – группа.

За исключением очень талантливого гитариста, для остальных участников группы музыка была, скорее, развлечением. Когда кто-то из них поступил в вуз, а кто-то ушел в армию, группа распалась, и мне пришлось искать новую. Но если я все-таки собирался играть в группе, мне срочно требовался инструмент.

Отец узнал о моих трудностях и купил мне электроорган Weltmeister, единственный инструмент, объявление о продаже которого он нашел. Он стоил две тысячи марок, что по тем временам было приличной суммой денег. В музыкальных магазинах не продавались инструменты, на которых можно было бы играть рок-музыку. Когда я совершал паломничества по музыкальным магазинам, они каждый раз разочаровывали меня, хотя в одном магазине на Штраусбергер-плац можно было даже и купить, и продать что-то подходящее. Однажды там появилась клавиатура Yamaha DX7 за 28 000 марок. Тогда все музыканты благоговейно стояли перед ней, ведь так много денег ни у кого из них не было.

В этом музыкальном магазине я провел много времени и позволял инструментам влиять на меня. Особенную страсть я испытывал к электрогитарам. Ведь они выдавали совершенно сумасшедшую музыку. Наверняка на тех подержанных гитарах были сыграны самые лучшие риффы. Гитары казались мне важнее и индивидуальнее, чем люди, которые ими пользовались, ведь из гитар исходил звук. Они выглядели так, будто только и ждали, что на них начнут играть. Впрочем, преисполненный глубокой радости, я созерцал и электроорган. Тогда я восхищенно представлял себе, насколько хорошо он должен был звучать. Это немного смахивало на почитание иконы в церкви.