Долбаные города - [16]

Правда, таким образом мы получили не слишком здоровые представления о том, что такое взрослая жизнь. Согласно Козлу жизнь после двадцати похожа на попеременное разочарование в собственных способностях, теле, душе и социальных контактах.

Ну, знаете, сучья жизнь, а потом вы умираете.

Козел, конечно, имел какое-то образование, но оно давным-давно оказалось погребено под алкоголизмом и развивающейся депрессией. В этом плюс маленького городка: иногда можно встретить человека вовсе непрофессионального, даже, можно сказать, антипрофессионального, зато личность — преинтересную.

Наверное, я по-своему его даже любил.

Леви спросил:

— Соскучился по чокнутым?

— Невероятно.

Мы зашли внутрь, и я увидел удобные новенькие диванчики и плакаты старых фильмов, оставленные для красоты, и кулеры с водой, и загруженных, мрачных людей, мечтающих, чтобы кто-то решил их проблемы.

— Голоден, значит, — сказал я. — Он все время был голоден.

— Что?

— Меня тоже пробивает на хавчик после чего-нибудь аморального.

Я достал телефон. Леви сказал:

— Не вздумай, мы же опаздываем, только не это.

— Да-да-да, твоя мама тоже так сказала в среду.

— В среду ты был в дурке.

— Она навещала меня, у нас было совсем немного времени.

Я включил камеру, улыбнулся шире.

— Привет-привет-привет, надеюсь вы соскучились по самой некачественной рубрике моего видеоблога. Добро пожаловать в мир эффективных расстройств. Аффективных, конечно, зануды из комментариев, это игра слов. Поверьте, ребятки, теперь я буду снимать много видео, так много, чтобы заглушить свою внутреннюю пустоту и побочные эффекты лекарств.

Мы шли по коридору, и Леви недовольно молчал, посматривая на меня, однако ему явно не хотелось выдавать свое здесь присутствие.

— Это видео будет коротким и мучительным, примерно как прогнозы, которые дают мне врачи. Шучу, психиатры стараются вообще не давать никаких прогнозов, потому что психика штука сами знаете какая. Или не знаете. Большинство людей даже никогда не задумывалось о том, что у них есть психика. Господь Всемогущий, мне кажется, я наконец-то чувствую готовность рассказать вам о том, как съехал с катушек в первый раз. Это смешная история, которую я не поведаю своим детям, потому что ни одна девушка не согласится их со мной иметь. Так вот, ребятки, мне было двенадцать, когда я чокнулся. Сейчас я думаю, что мои мамка и папка ожидали чего-нибудь такого. Может быть, я с детства был странненьким, а, может, дело в генах. Короче, мамка не очень удивилась, а мой отец просто принципиально не испытывает никаких эмоций слишком далеких от отчаяния. Господь Бог наделил меня способностью не только поглощать вчерашнюю пиццу с энтузиазмом, но и хорошей памятью. Думаю, это две моих единственных способности. Значит так, я сидел перед телевизором и смотрел новости, мама приготовила мне свое коронное блюдо — недостаточно размороженный готовый обед. Я ковырял пластиковой вилкой в пластиковой миске. У меня было страшно хорошее настроение. Понимаете, именно страшно хорошее. Это такая особая штука, доступная только тем, кто правда поехал. В моем прекрасном настроении было нечто угрожающее, неправильное, я был слишком взвинчен и не мог успокоиться, я вскакивал, забывал о еде, ходил по комнате.

— Успокойся, — говорила мама. — А то сейчас пойдешь к себе, лягушонок.

Мама говорила это уже, наверное, раз пять за вечер, так что я знал, что свою угрозу выгнать меня она в жизнь не воплотит. Мама попыталась меня обнять, она ведь по мне соскучилась, и все такое прочее. Но я вывернулся и продолжил свой вечерний моцион. Мне хотелось делать что-то, но я не знал, что именно. Словом, я уже чокнулся, ребятки, только я этого не понимал. Тогда, два года назад, я еще не знал, что новости — это прикольно, а личное — это политическое. Мне было мучительно скучно, и я даже думал, что сейчас буду на них, то бишь на новости, ругаться. А затем вдруг случилось нечто удивительное. Какой-то скучный репортаж о допинге и спортсменах был прерван буквально на полуслове заинтересованного корреспондента, и мне показали взрывы Башен Солнца в Дуате. Я видел, как что-то превращается в полное ничто, я видел, как они рушатся, как превращаются из штук из стекла и металла просто в стекло и металл. И я подумал: сколько людей умерло в этот момент. И сердце мое разрывалось от жалости, хотя вы и не поверите. Мне было так больно, чуваки, так мучительно больно, и я вдруг засмеялся. Блин, я реально смеялся весь вечер, и родители не знали, что со мной делать. Они так и не выключили телевизор, и в новостях все рассказывали о Башнях Солнца, о тысячах погибших, о трагедии, о взрывчатке, о терроризме, о чрезвычайном положении, а я смеялся и не мог понять, почему мне смешно. Мне было странно и жутко от себя самого. Я всегда любил шутить, и мне казалось, что только что со мной случилась, именно случилась, лучшая шутка, вершина моей, так сказать, вербальной карьеры, хотя я ничего, вовсе ничего, не сказал. Мама почему-то плакала, папа ходил по комнате, они решали, что лучше сделать, а я все не мог успокоиться, и даже голос немножко сорвал. Я никак не мог понять, пока одна из десятка серьезных девушек, говоривших по всем каналам о произошедшем, вдруг не сказала, что история повторяется. И я вспомнил, ребята, что таким был конец старой-доброй А. Понимаете, у меня в мозгу будто молния пронеслась, и я понял, почему я смеюсь, и почему это вообще может быть смешно, когда столько людей погибло. И, в общем, затем я сделал нечто действительно странное. Я вышел в окно. То есть, это было в гостиной, на первом этаже, и произошло не так странно, как прозвучало. Я вышел в окно и пошел босиком по траве, было холодно от росы, и очень темно. Мама закричала, вылезла за мной, поймала меня и прижала к себе. В руке у нее был мобильный. Из динамика доносился голос диспетчера. Он просил уточнить адрес. Вот так я попал в дурдом. Но меня там полюбили, а больше меня, друзья мои, нигде не любили. Счастливый конец (моей социальной жизни). Пока-пока-пока-пока. Не забываем подписываться и ставить лайки, и называть меня долбанутым в комментариях!