Доктор Захарьин. Pro et contra - [93]
9.3. Жена Г.А. Захарьина благотворительница Е.П. Захарьина (1880-е годы).
Она свободно владела тремя иностранными языками, много читала и активно помогала супругу в написании его докладов и статей. Когда же её дети подросли, она, человек «добрейшего сердца», по выражению Цветаева, занялась филантропией: «В течение длинного ряда лет она употребляла ежегодно значительные суммы на помощь бедным и делала это так, что, кроме получавших её помощь, никто об этом и представления не имел. Помогала она много беднякам из учащейся молодёжи, много давала она на образование детей родителям, впавшим в бедность. <…> Но благотворила Е[катерина] П[етровна], не выдавая своей тайны. Едва ли посещала она благотворительные общества, делая своё дело в стороне от большого света». Сколько тысяч рублей отдала она с 1898 по 1910 годы на создание Музея, осталось неизвестным. По словам Цветаева, она принесла в дар Музею «целый зал скульптур» – группу многочисленных статуй «несчастной Ниобы и её гибнущих детей».[554]
9.4. Старшая дочь Захарьиных благотворительница А.Г. Подгорецкая (1910-е годы).
Старшая дочь Захарьиных, бездетная вдова Александра Григорьевна Подгорецкая (1863 – после 1932), одной из первых вошла в состав Комитета по устройству Музея и в качестве «члена-учредителя» взяла на себя обязательство обеспечить Музей памятниками эпохи Возрождения; их предварительная стоимость составляла 55 650 рублей.[555] На её личные средства была закуплена «большая серия лучших созданий итальянской пластики эпохи Возрождения» – творений Луки и Андреа делла Роббиа, Донателло и Микеланджело. Она же в 1911 году заказала художнику Головину панно для зала древнегреческих надгробных рельефов, сгоревшее в 1941 году во время воздушного налета.[556]
1911. Благодеяние №12
Только душеприказчики, вдова и дети Захарьина точно знали, как именно распорядился он, пребывая в здравом уме и твёрдой памяти, своим движимым и недвижимым имуществом; впрочем, кое-что (в пересказе близких покойного профессора) было известно ещё Цветаеву, а также искусствоведу и живописцу Грабарю. Тем не менее Новый энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона авторитетно констатировал: «Часть своего огромного состояния он [Захарьин] завещал на общественные и просветительские учреждения». Спустя несколько десятилетий мнение дореволюционных энциклопедистов уверенно откорректировал профессор Гукасян; по его информации, Захарьин перед смертью «завещал почти всё своё состояние на благотворительные цели». Указаний профессора Гукасяна и «Нового Энциклопедического Словаря» оказалось достаточно, чтобы советские историки медицины сделали оригинальное умозаключение: «В своём завещании Захарьин просил жену построить для крестьян села Куркино и других окрестных деревень больницу, строительство которой было начато в 1909 году…».[557]
В действительности Захарьин, как писал Цветаев архитектору Клейну, «всё передал сыну».[558] Примерно через полтора года после смерти отца Сергей Григорьевич Захарьин (1877–1908) заболел. Земский врач из Никольской больницы (по соседству с имением Куркино) обнаружил у него хронический нефрит, принялся лечить юношу строгой диетой и постельным режимом, а затем обратился за советом к профессору Остроумову. Профессор осмотрел больного, которого помнил ещё ребёнком, отменил все предписания земского доктора и объявил: «Вылечить от этой болезни нельзя. Но из этого не следует, что 20-летнему человеку надо испортить оставшиеся сроки жизни постельным режимом или строгой диетой. Наоборот, пусть живёт как можно полнее, невзирая на то, что от этого содержание белка в моче значительно повысится».[559]
Воспрянув духом после консультации Остроумова, сын Захарьина, получив свидетельство об успешном завершении восьми семестров, покинул Московский университет и зажил настолько раздольно, насколько позволяли молодость, ограниченная хронической болезнью, и неиссякаемые финансовые возможности. Он развлекался в Париже и Венеции, привёз в свою подмосковную усадьбу роскошную гондолу и катался в ней по речке Сходне вместе с женой нанятого им французского повара, совершил путешествие в Алжир и умер, по одним сведениям, в Египте, а по другим – дома, в Нащокинском переулке, 1 июля 1908 года, успев, однако, пожертвовать на устройство Музея изящных искусств 6500 рублей.[560] По воспоминаниям Грабаря, «он был богато одарён, любил искусство и строил широкие планы использования большого отцовского наследства в общеполезном направлении».[561]
В память о покойном его безутешная мать и старшая сестра задались целью воздвигнуть на территории подмосковного имения семьи Захарьиных клинический и вместе с тем научный центр Московского университета: «больницу – памятник, больницу – мавзолей, больницу – произведение искусства», по словам Грабаря, которому заказали архитектурный проект этого нестандартного лечебного учреждения на 54 кровати. На возведение и оборудование больницы имени Сергея Захарьина его мать, умершая в 1910 году, завещала 400 тысяч рублей, а на содержание клинико-научного центра – 600 тысяч рублей собственного капитала. Первой попечительницей больницы стала Подгорецкая.
