Доктор Захарьин. Pro et contra - [89]

Не зная, как вернуть себе утраченный престиж в Московском университете, Захарьин вознамерился обратиться к общественному мнению всей Российской империи. С этой целью в конце февраля 1896 года он объявил о своём желании передать пятьсот тысяч рублей на устройство церковно-приходских школ в Пензенской и Саратовской губерниях, да ещё посулил через год снова выделить такую же сумму на нужды начального образования.[534] Выбор объектов для демонстрации феноменальной щедрости благотворителя определялся сентиментальной мотивацией: в Пензе он родился, а в Саратове окончил гимназию.

Когда неугомонная пресса разнесла во все пределы империи сенсационную новость о профессоре-меценате, Захарьин обратился к обер-прокурору Святейшего Синода Победоносцеву с просьбой исходатайствовать Высочайшее дозволение на пожертвование. «Я желал бы, – писал он 6 марта, – положить 500 000 рублей 4% Государственной ренты на вечное время, неприкосновенно и необращаемо на другие цели в Московскую контору Государственного банка с тем, чтобы контора своевременно посылала проценты – одну половину Пензенскому преосвященному, а другую – Саратовскому в их непосредственное распоряжение, без привлечения к участию в оном духовных консисторий, для пособия в беднейших приходах церковно-приходским училищам или для устройства таковых».[535]

Растроганный Святейший Синод постановил преподать Захарьину «своё благословение с выдачей установленной грамоты и книги Библия» и поручил Победоносцеву изъявить профессору признательность «за содействие к насаждению начал христианского воспитания в народе». О Высочайшей санкции на пожертвование и благодарности Святейшего Синода Победоносцев поставил в известность Захарьина 13 мая 1896 года. Однако специальный указ о распределении ежегодных поступлений с означенного капитала (на содержание церковно-приходских школ, устройство новых учебных заведений и вознаграждение священнослужителей в беднейших приходах) Святейший Синод принял только 3 октября 1897 года.[536]

Гомерическое пожертвование не принесло повсеместно разрекламированному филантропу ни новых лавров, ни почестей, а лишь обострило продолжавшийся конфликт: в Москве полумиллионный дар восприняли как очередную выходку профессора-самодура, предпринятую им, по словам Амфитеатрова, «в пику университету».[537] Один только престарелый лирик Аполлон Майков в записке с просьбой о врачебной помощи выразил своё восхищение неслыханным благотворением и от избытка чувств назвал Захарьина «поэтом».[538] Повторное финансовое вливание в провинциальные учебные заведения потеряло в итоге какой-либо смысл, и о своём обязательстве ассигновать ещё пятьсот тысяч рублей для церковно-приходских школ Захарьин больше не вспоминал.

«У него была слава, – писал о Захарьине корреспондент одной из петербургских газет, – но друзей он мог пересчитать на пальцах одной руки, тогда как врагов перед ним всегда была несметная толпа. Временами антагонизм его и толпы несказанно обострялся. И с упрямством сильной, но страстной натуры Захарьин шёл наперекор желаниям массы, бросал ей вызов, бесцельно раздражал против себя молодёжь, старался показать, что всё, что он видит, он презирает и ненавидит, и даже благим порывам своей души умел, едва ли не умышленно, придавать непопулярное направление».[539]

1896. Благодеяние №10

Особый восторг у биографов Захарьина вызывало его крупное пожертвование населению Черногории. Советские историки медицины немного расходились между собой только в оценках мотивации и размеров этого замечательного акта братской дружбы и бескорыстной помощи.[540]

Короче говоря, проведал Захарьин от одного черногорца (вариант – черногорского воеводы), будто жители «какого-то маленького городишки» (варианты – города Данилограда или даже всей Черногории) болеют от недостатка хорошей питьевой воды, расчувствовался оттого, что был «слегка славянофилом» (вариант – от переполнявшей его любви ко всем славянским народам), и послал им туда на сооружение водопровода не то 45 тысяч франков, не то 25 тысяч рублей (по валютному курсу тех лет примерно 75 тысяч франков), не то 45 тысяч рублей (приблизительно 135 тысяч франков). не совсем ясно, правда, почему решил он поддержать далёкую страну на Балканах, в то время как в Российской империи (в частности в Поволжье, где прошли его детские и отроческие годы) из-за отсутствия водопровода не прекращались вспышки брюшного тифа, а то и холеры. Но что случилось – то случилось.

Газета «Московские Ведомости» выражалась более определённо: по её сведениям, Захарьин выдал обывателям Данилограда на постройку водопровода, ставшего «вечным памятником профессору», 45 тысяч франков, или 15 тысяч рублей.[541] Значительно полнее оказалась информация Российского Телеграфного Агентства, раструбившего по всей империи: «Москва, 2 июня 1896 г[ода]. Князь Черногорский пожаловал профессору Захарьину орден Даниила 1-й степени. Захарьин при благодарственном письме препроводил 15 000 рублей на устройство водопровода в Данилограде, где население тяжко болеет от дурной воды».[542]

Князь (1860–1910), а затем король (1910–1918) Черногории Никола Негош пользовался благосклонностью императора Александра III и регулярно посещал Петербург с каким-нибудь самобытным проектом, имея в виду, по словам Витте, «получить себе в карман несколько сот тысяч рублей».