Доктор Захарьин. Pro et contra - [81]
Крушение Коммерческого Ссудного банка в Москве вызвало панику среди городского населения страны и спровоцировало, по сути, финансовый кризис с подрывом доверия к банкам и падением котировок банковских акций. для срочного «успокоения тревожного состояния умов» князь Долгоруков обратился к министру финансов с предложением удовлетворить половину претензий разорённых депонентов за счёт государства. Предложение князя, всесторонне рассмотренное правительственными чиновниками, одобрил император Александр II, издавший указ о создании специальной ликвидационной комиссии. Министерство финансов выделило около 14 миллионов рублей, что открывало возможность возвратить потерпевшим до трёх четвертей давешних накоплений. Летом 1876 года ликвидационная комиссия умиротворила примерно три тысячи мелких вкладчиков, претензии которых не превышали одной тысячи рублей. Довольно быстро удалось компенсировать убытки и нескольких десятков лиц среднего достатка (профессор Кожевников, например, утратил 20 тысяч рублей собственных сбережений, а издатель Тургенева – 55 тысяч рублей серебром).[480]
Для восполнения потерь мелких вкладчиков было истрачено, таким образом, не более трёх миллионов рублей. Приблизительно такой же (если не меньшей) суммой покрыли, надо полагать, убытки лиц среднего достатка. Остальные восемь миллионов казённых средств достались очень богатым людям, и в первую очередь Лазарю Полякову, активно скупавшему акции Коммерческого Ссудного банка с 6 по 20 октября 1875 года. Сколько из этих миллионов Поляков оставил себе, а сколько прилипло к рукам его персонального врача Захарьина, банкир и профессор сохранили в глубокой тайне. не исключено, что редактору газеты «Медицина» Васильеву были известны и другие пути «случайного» обогащения Захарьина, связанные с крахом прогоревшего банка, но подробности финансовых афер такого рода практически никогда не становились достоянием гласности.
Московский нувориш
После ссоры с банкиром Захарьин, подобно чеховскому доктору Ионычу, сосредоточился на приобретении недвижимости. В конце 1880-х годов он стал обладателем трёх домов (на Софийке, рядом с Немецким клубом, на Рождественке, близ Кузнецкого моста, и на самом Кузнецком мосту), приносивших стабильный доход.[481] Свои деньги он держал, по-видимому, на счетах Государственного банка, Московского отделения Лионского кредита и Московского купеческого общества взаимного кредита; во всяком случае своему ученику Голубову он рекомендовал пользоваться услугами именно этих банков.
8.5. Сергей Захарьин, студент Московского университета (1895).
После смерти Захарьина его движимое имущество одни оценивали в три, другие в четыре миллиона рублей.[482] Стоимость принадлежавшей ему недвижимости (включавшей в себя три доходных дома в центре Москвы, особняк на 1-й Мещанской улице, имение Куркино и земельные владения в Пензенской и Орловской губерниях) достигала по самым скромным подсчётам четырёх-пяти миллионов рублей (за один только доходный дом на Кузнецком мосту можно было выручить два миллиона рублей).
Единственный наследник Захарьина, его сын Сергей, продал особняк на 1-й Мещанской и строение на Рождественке, зато купил два дома по Нащокинскому переулку (№4 и №6), где содержал меблированные комнаты, и сохранил за собой имение Куркино и здания на Софийке и Кузнецком мосту. Как распорядился он «родовым» имением в Пензенской губернии, неизвестно. Через год после смерти Сергея Захарьина принадлежавшую ему собственность оценивали приблизительно в шесть миллионов рублей. Поскольку его мать категорически отказалась принять наследство умершего сына, «главное состояние» перешло к «продолжателям рода» Навроцким – трём сыновьям Екатерины Григорьевны Захарьиной, в замужестве Навроцкой, и, соответственно, внукам профессора Захарьина.[483]
IX. Великий филантроп
Я очень богатый человек. Сам король знает, как я богат; он наградил меня медалью за это.
Евгений Шварц. «Тень»
Добровольную помощь нуждающимся, осуществляемую непринуждённо и не напоказ, без тайного стремления извлечь из неё некую выгоду или снискать себе популярность, извечно считали нравственным долгом каждого христианина. Благотворительность Захарьина была, однако, иного рода. не склонный ни к отзывчивости, ни к состраданию, он был способен лишь имитировать милосердие, выступать в роли филантропа, подобно другим нуворишам, только для временного удовлетворения своей неутолимой, истерической потребности во всеобщем признании, только «ради чинов, орденов и связей».[484]
Приравнять его к безупречным христианам не рискнула даже газета «Московские Ведомости». По констатации её безымянного корреспондента, Захарьин создал себе «особое миросозерцание, в котором вера и разум находились в полной гармонии».
