Доктор Захарьин. Pro et contra - [83]

».[493]

Трогательная история о первом филантропическом деянии Захарьина представляла собой, в сущности, одну из множества легенд, порождённых неистощимым воображением профессора Голубова и его последователей. Но ещё более несуразным выглядело стремление профессоров Голубова и Гукасяна превратить двух учеников Захарьина в «первых специалистов» по оториноларингологии и неврологии не то в Москве, не то в Российской империи. Преклонение перед Захарьиным помешало, видимо, его биографам вспомнить, что создатель московской неврологической школы Кожевников ещё в 1869 году основал первую в стране кафедру нервных и душевных болезней, тогда как первое в Москве отделение для болезней уха, горла и носа, руководимое Степановым, исправно функционировало с 1880 года в отдельном корпусе Староекатерининской больницы.

Между тем Шкотт и Каспари поступили на государственную службу одновременно в 1869 году. Первый занимал должность консультанта при городских больницах (Староекатерининской, Яузской и 1-й Градской); был одним из учредителей Медико-филантропического общества и устроенной при нём лечебницы (1873), первым председателем Московского общества оториноларингологов и одним из самых популярных в городе частнопрактикующих врачей «по ушным и горловым болезням». Второй же работал в ведомстве учреждений императрицы Марии, стал основателем и бессменным руководителем неврологического отделения в Голицынской больнице (ныне Голицынский корпус в 1-й городской больнице), а с 1885 года исполнял помимо того обязанности больничного прозектора. Присяжного филантропа Шкотта в доме Захарьина не принимали, зато Каспари, знакомый с Пастером и Дарвином, был там желанным гостем.[494]

1870. Благодеяние №2

Вторую половину 1869 и первую 1870 года Захарьин находился в зарубежной командировке. По возвращении в Москву он узнал, что Боткина назначили лейб-медиком с производством в чин действительного статского советника ещё в апреле 1870 года.[495] К тому времени Боткин уже пять лет состоял кавалером ордена Святого Станислава 2-й степени. У Захарьина же в его 40 лет ни одного знака отличия не было; чтобы получить орден, ему следовало совершить какой-нибудь из ряда вон выходящий поступок.

Сам ли Захарьин придумал, как заслужить желаемую награду, или его покровители из редакции «Московских Ведомостей» подсказали ему самый верный путь, не столь существенно. После многодневных размышлений и колебаний к декабрю 1870 года он принял конкретное решение. Захарьин передал Болховскому земству здание училища в принадлежавшем ему сельце Масальском и три выкупных свидетельства с купонами стоимостью по одной тысяче рублей серебром каждое. На проценты с этого капитала земству надо было содержать как само училище, так и учителя. В благодарственном письме Болховское земское собрание обещало именовать Масальское народное училище Захарьинским.[496]

Истратить целых три тысячи рублей ради одной лишь уездной славы не имело, конечно, никакого смысла. Но Захарьин рассчитывал на иное: столь значительное даяние в бесстыдно меркантильные годы не могло остаться незамеченным. не исключено, что кто-то из высших петербургских чиновников уведомил самого императора о достойном поощрения образе мыслей и действий пока ещё непритязательного московского профессора. во всяком случае 25 декабря 1870 года в ответ на поспешное благодеяние последовало не менее торопливое вознаграждение: Захарьин был Всемилостивейше пожалован кавалером ордена Святой Анны 2-й степени «за отлично усердную и ревностную службу».[497]

Реализованную в 1870 году схему благотворительности Захарьин с присущим ему консерватизмом использовал в дальнейшем неоднократно. Однако первый орден показался ему, скорее всего, чересчур скромным; оттого, наверное, после 1885 года эта награда не упоминалась ни в его формулярных списках, ни в регулярно издававшихся списках гражданским чинам.

Эхо первого благодеяния вернулось к Захарьину в мае 1888 года. Общество Орловских врачей в тайной надежде на какой-нибудь денежный взнос избрало его тогда своим почётным членом под предлогом «общественных заслуг» влиятельного московского профессора, основавшего, в частности, сельскую школу в Болховском уезде. Прослышав о том, как орловские коллеги заискивали перед Захарьиным, Общество Омских врачей, а затем Екатеринославское медицинское общество тоже попробовали рассыпаться мелким бесом перед авторитетом московского врачебного мира.[498] Все закончилось, как вещали когда-то гадалки, напрасными хлопотами в казённом интересе. Бескорыстием Захарьин не страдал и просто так, бесцельно, ради каких-то неведомых ему врачей расходовать толику нажитого бессонными трудами капитала не собирался.

1871. Благодеяние №3

Войдя во вкус вознаграждаемой филантропии, Захарьин возымел желание продолжить это не слишком обременительное для него занятие. Нельзя сказать, будто известность великого мецената привлекала его больше, чем слава замечательного клинициста. Просто он исходил из старинного принципа ростовщиков и банкиров: деньги должны работать. Репутация благотворителя должна была способствовать повышению его врачебной популярности и, следовательно, увеличению доходов.