Доктор Захарьин. Pro et contra - [69]
В начале второго полугодия четвёртый курс уже не записался на лекции Захарьина, кроме 17 человек, которые не считали вышеприведённое достаточно убедительным, чтобы «огорчить старейшего профессора старейшего Московского университета» и оставить его без слушателей. Захарьин решил продолжать свой курс и даже объявил, что будет читать лекции, хотя бы к нему записался один слушатель. И действительно, он для 17 человек читает теперь лекции; только аудитория стала для него велика, и чтение по-семейному происходит в палате. Захарьин находит, что теперь заниматься будет удобнее, что чем меньше слушателей, тем больше он будет посвящать им своих часов.
Так к общему удовольствию мирно разрешилась эта история. Но инспектор опять вызвал тех же студентов и от имени Министерства внутренних дел объявил о предложении Министерства исключить их из университета. Предложение не безусловное, поэтому он, инспектор, предложил им загладить свою вину, с одной стороны, не вмешиваясь в Захарьинскую историю, с другой же, в виде совета, убеждая слушателей, чтобы они не обращали внимания на решение курса, так как каждый вправе слушать, кого хочет. Таким образом, когда врачи и печать поднялись против Захарьина, им запретил говорить генерал-губернатор; теперь, когда студенты подняли голос за своё право иметь в профессоре уважаемую личность, человека знающего и добросовестно относящегося к своим обязанностям, инспекция начинает выискивать зачинщиков, а Министерство внутренних дел, по словам инспектора, предлагает исключить их.
Интересно отметить здесь, каким образом наше начальство привлекает к ответственности студентов. Ему известно, что на курсах решаются те или другие чисто курсовые дела, существует должность старосты, неофициально признанная, и вот достаточно кому-нибудь хоть раз сказать несколько совершенно невинных слов, чтобы в качестве «зачинщика» при первой же истории быть вызванным инспекцией, даже если бы в последнем случае он и не принимал участия. Приглашают также и старост. Посмотрим, кого вызвали в числе этих 10 человек. Большинство из них – 7 [студентов] – пятикурсники, которые не слушают Захарьина и не занимаются уже в его клинике и тем самым не могут принимать никакого активного участия в Захарьинской истории. С четвёртого курса вызвали двух старост как должностных лиц, которые, по мнению начальства, должны являться ответственными за всех своих товарищей. В числе вызванных оказался и один второкурсник. Второй курс слушает лекции в университете на Моховой, дело же Захарьина происходит в клинике на Девичьем поле. Очевидно, что второкурсник тут уж вовсе ни при чём. В этом, как нам известно, сознался и сам инспектор. Однако он его [второкурсника] вызвал и во второй раз и предложил ему также, с одной стороны, воздержаться от агитации, а с другой – говорить за Захарьина под опасением увольнения из университета.
Для начальства, таким образом, и Захарьинская история является делом нескольких лиц. для всех же беспристрастно относящихся к этой истории ясно, что здесь выразилось давно назревшее общее недовольство студентов и рано или поздно Захарьин должен был так кончить. Ещё в прошлом 1894–1895 [учебном] году студенты, возмущённые постановкой дела в Захарьинской клинике, теми безобразиями, вроде истории с институткой, швеёй и таинственными больными платных палат, а также халатным отношением ко всему этому Захарьина, выражали свой протест и почти совсем не посещали его лекций; [тогда] не вышло истории лишь благодаря исключительным обстоятельствам прошлого года. [Под исключительными обстоятельствами подразумевалось временное прекращение деятельности Союзного Совета в связи с арестом его участников и высылкой их из Москвы в конце 1894 года]. В нынешнем году тоже состоялось единогласное постановление [курса] выйти всем из аудитории, если Захарьин по обыкновению начнёт ругать всех других профессоров.
Старания инспекции не повели ни к чему. События шли своим чередом, и 4-й курс решительно отказался слушать Захарьина; 17 человек – слушателей Захарьина они исключили из товарищеской среды. <…>
Выражая своё глубокое сочувствие студентам-медикам, Союзный Совет со своей стороны считает долгом предать широкой гласности собранные им материалы по этому делу как характеризующие теперешнее положение студенчества, а также ту пассивность, с какою наши профессора допускают в своей среде всякого рода безобразия или даже поддаются сами их влиянию.
Союзный Совет 45 Московских объединённых землячеств. Март, 1896 года».[410]
Продолжение конфликта
Униженный студентами и уязвлённый коллегами, Захарьин незаметно, без какой-либо публичной (тем более газетной) шумихи удалился на покой 1 мая 1896 года. Предварительно он заручился согласием министра народного просвещения на утверждение Попова штатным профессором. Чрезвычайно огорчённый стремлением Захарьина покинуть университет и вместе с тем раздражённый успехом Союзного Совета, граф Делянов попытался как-то исправить сложившееся положение. Поскольку вернуть в аудиторию былой благоговейный трепет перед заслуженным ординарным профессором он был не в силах, хитроумный граф замыслил лишить студентов возможности выбирать себе преподавателя и с этой целью 1 июля, в тот же день, когда он уволил Эрисмана, распорядился, чтобы впредь Павлинов читал курс не факультетской терапевтической клиники, а госпитальной.
