Доктор Захарьин. Pro et contra - [65]
Оснований для привлечения и того и другого к административной ответственности у министра народного просвещения накопилось вполне достаточно. Однако за Остроумова – бесспорного конкурента Захарьина по частной практике – могли заступиться его многочисленные высокопоставленные пациенты, тогда как Эрисман, уроженец Швейцарии, не имевший российского подданства, был фактически беззащитным. Любое наказание Эрисмана не сулило графу Делянову никаких служебных неприятностей, а взять в оборот лучшего в Российской империи специалиста по гигиене давно уже следовало – за преданность науке и общественному движению, за нескрываемые демократические убеждения и гражданскую смелость, за неприлично высокую квалификацию и нравственный авторитет.
Когда Эрисман уехал в Швейцарию на летние каникулы, граф Делянов тут же пришёл к заключению, что наступило самое удобное время для административных санкций, и 26 июня 1896 года проинформировал попечителя Московского учебного округа о своём решении: «Имею честь уведомить Ваше Превосходительство, что я увольняю ординарного профессора Московского университета Эрисмана от занимаемой им должности с 1-го июля сего года без объяснения причин; но буде профессор Эрисман пожелает подать прошение об отставке, то я не встречаю к сему препятствия с тем, однако, чтобы такое прошение им подано было в течение трёх дней по объявлении ему настоящего распоряжения».[404]
Увольнение от должности по прошению, согласно российскому законодательству, гражданских прав служащих никоим образом не ущемляло. Увольнение от должности без прошения означало полную или временную утрату права вновь поступить на государственную службу и, что значительно важнее, потерю права на пенсию по выслуге лет. Зная прямодушие и твёрдость Эрисмана, граф Делянов предвидел, что тот предложенную ему лазейку с презрением отвергнет. В точности своего расчёта прозорливый граф удостоверился через два месяца, когда попечитель Московского учебного округа сообщил ему содержание секретной записки, составленной ректором Московского университета 7 августа: «Честь имею донести Вашему превосходительству, что профессор Эрисман, поставленный в известность об увольнении его от занимаемой должности с 1-го июля сего года отношением от 9-го того же июля за №2299, предоставленной ему г. министром народного просвещения льготою не воспользовался и, как видно из полученной мною 4-го текущего августа телеграммы на имя г. ректора университета, прошения об отставке не посылал».[405]
Размышляя на досуге о причине внезапной немилости, Эрисман писал одному из своих друзей 26 июля 1896 года: «Очевидно, мои недоброжелатели не дремали, настроив против меня Попечителя, наговорили ему о том, что я, дескать, возбуждаю студентов против профессора Захарьина и т.д. Попечитель, со своей стороны, не проверив эти показания, не вызвав меня к себе ни разу для объяснений, поверил этой ябеде, доложил в таком смысле Министру, и Министр на этом основании сделал роковое для меня распоряжение».[406] Через полтора года газета «Московские Ведомости» проговорилась о подоплёке его увольнения: «Небезызвестно, что возвратившийся ныне на родину, в Швейцарию, бывший профессор Эрисман, достаточно знакомый читателям “Московских Ведомостей”, в бытность свою в университете был душой кружка лиц, подстрекавших студентов против профессора Захарьина». Заодно газета постаралась привлечь внимание властей к другим противникам Захарьина: «Хорошо известный в либеральных кружках наперсник г. Эрисмана по земско-врачебному делу Жбанков и низкий поклонник г. Эрисмана редактор газеты “Врач” Манассеин продолжают его дело подстрекательства против профессора Захарьина».[407]
7.4. Ординарный профессор кафедры частной патологии и терапии внутренних болезней Медико-хирургической академии; основатель, издатель и редактор еженедельника «Врач» В.А. Манассеин (1890-е годы).
Тем не менее никто не мог поверить в то, что единственным, по существу, основанием для отрешения Эрисмана от должности стало категорическое требование Захарьина разобраться с коллегами, «возбуждавшими студентов» против него. В суровом наказании одного из основоположников научной гигиены в Российской империи, блестящего профессора и видного члена Пироговского общества одни усматривали тайные политические мотивы, другие – происки мракобесов, гнездившихся при редакции газеты «Московские Ведомости», но большинство полагало, будто поток доносов на Эрисмана превысил некую критическую массу и он покинул кафедру «по всей совокупности своего независимого поведения».[408] Да и сам опальный профессор пришёл в конце концов к выводу: «Закона в ней [в России] часто не видно из-за произвола отдельных личностей; в ней слишком много людей, желающих взять палку и быть капралами; имеющие права часто не признают за собой никаких обязанностей, а несущие обязанности – не пользуются никакими правами…»[409] В кого метил Эрисман этой сентенцией – в Захарьина или графа Делянова, в попечителя Боголепова или ректора Некрасова, – он не пояснил.
Комментарии Союзного Совета
Вспыхнувший на медицинском факультете скандал университетская администрация и тайная полиция объясняли, главным образом, пагубным влиянием на учащихся постоянно функционировавшей студенческой организации, именовавшей себя Союзным Советом 45 объединённых землячеств. Учреждённый в 1884 году на основании принятого тогда университетского устава и ежегодно обновляемый Союзный Совет существовал вполне легально, пользовался абсолютным авторитетом среди учащихся и поэтому находился под неусыпной опекой Московского охранного отделения, безустанно вербовавшего на каждом курсе секретных осведомителей из участников этого альянса и рядовых студентов.
